Телефон Монка зазвонил только в пять часов дня.

– Если… может быть… что‑то, – путался в словах врач. – Это нечто совершенно новое, ещё в экспериментальной стадии. Мы сделали несколько тестов, результаты кажутся положительными. Пока. Но препарат ещё даже не показывали ФДА[5]. Не говоря уже о разрешении на производство. Мы ещё не закончили его испытания.

То, что описывал Стайн, очевидно, был самый первый антибиотик – сефалоспорин. В конце восьмидесятых он будет выпускаться под названием «сефтазидим». А в то время его обозначали как С3‑1. Сегодня это обычно применяемое при мелиоидозисе лекарство.

– Он может дать побочный эффект, – продолжал Стайн. – Мы пока мало что знаем.

– А как скоро проявится этот побочный эффект? – спросил Монк.

– Понятия не имею.

– Послушай, Норм, если ребёнок обречён умереть через три недели, то что мы теряем?

Стайн тяжело вздохнул:

– Не знаю. Это против всех правил.

– Клянусь, никто не узнает. Давай, Норм, ради тех девочек, которых я знакомил с тобой.

Он услышал хохот, донёсшийся из далёкого Чеви‑Чейза в штате Мэриленд.

– Попробуй только расскажи Бекки, и я убью тебя, – сказал Стайн, и в трубке наступила тишина.

Спустя сорок восемь часов в посольство на имя Монка прибыла посылка. Её доставили через международную компанию срочных перевозок. В посылке был термос с сухим льдом. В короткой записке без подписи говорилось, что во льду находятся две ампулы. Монк позвонил в советское посольство и попросил передать второму секретарю Туркину следующее: «Не забудьте, сегодня в шесть мы пьём пиво». Об этом доложили полковнику Кулиеву.

– Кто такой этот Монк? – спросил он у Туркина.

– Американский дипломат. Он, кажется, разочарован во внешней политике США в Африке. Я пытаюсь разработать его как источник информации.

Кулиев удовлетворённо кивнул. Хорошая работа, такие вещи отлично выглядят в отчётах, идущих в Ясенево.

В кафе «Торн три» Монк передал посылку. Туркин выглядел испуганным, опасаясь, что кто‑то из своих увидит его. В свёртке могли быть деньги.

– Что это? – спросил он.

Монк объяснил.

– Может быть, это не поможет, но вреда не будет. Это всё, что у нас есть.

Русский застыл, холодно глядя на Монка.

– А что вы хотите за этот… подарок? – Ему было ясно, что нужно будет заплатить.

– Вы говорили правду о своём ребёнке? Или играли?

– Не играл. На этот раз не играл. Мы всегда играем, такие, как вы и я. Но не сейчас.

По правде говоря, Монк уже навёл справки в главном госпитале Найроби. Доктор Уинстон Муа в основном подтвердил все факты. «Трудный человек, но и жить трудно в этом мире», – подумал Монк и встал из‑за стола. По правилам он должен был выжать из этого человека какую‑то информацию, что‑нибудь секретное. Но он знал, что история маленького сына не была обманом. Если бы пришлось воспользоваться этой ситуацией, лучше уж мести улицы в Бронксе.

– Берите, приятель. Надеюсь, это поможет. Никакой платы.

Монк направился к двери, но не успел пройти и полдороги, как его окликнули:

– Мистер Монк, вы понимаете по‑русски?

Монк кивнул:

– Немного.

– Я так и думал. Тогда вы поймёте слово «спасибо».

* * *

Было около двух часов, когда, выйдя из «Рози О'Грейди», Селия подошла к машине. «Ровер» имел общую систему замков.