Все больше бессмертных слетается к месту сражения подобно голодным стервятникам. Бог войны Арес материализуется в двух шагах от замороженной во времени колесницы, неудержимо влекущей Идея с братом навстречу смерти, и раскрывает за ней собственное защитное поле.

С какой стати ему заботиться об этих двоих? Я знаю, что Арес всегда недолюбливал греков и расправлялся с ними при первой возможности, но при чем здесь отважный Фегес или его братец? Не понимаю. Может, это всего лишь ответный ход: дескать, Афина совершенствует Диомеда, дай-ка и я выручу своих? Так, что ли? Осточертела мне эта игра, где живые пешки на доске валятся, кричат и гибнут сотнями, хотя, признаюсь как на духу, постичь таинственные правила все же хочется. До сих пор.

Ну, конечно, что же я сразу не сообразил: Арес – сводный брат Гефеста, рожденного Зевсовой женой Герой, а Дарес, отец Фегеса и Идея, долгие годы верно служил богу огня за крепкими стенами Трои.

Тьфу, как все запутано на этой идиотской войне. Тут еще меньше смысла, чем во вьетнамских сражениях, тускло мерцающих в памяти о моей юности.

Предводительница схолиастов-лазутчиков Афродита тоже квитируется в гущу событий, чтобы помочь троянцам. Странно… Очень странно…

На исходе последних затянутых мгновений до меня вдруг доходит: если песнь пятая соответствует истине, не пройдет и часа, как богиню любви ранит дерзкая рука кратковечного Диомеда, Тидеева сына.

Ответ очевиден. Он постоянно находился перед глазами, но лишь теперь суровое осознание поразило меня точно молния. Бессмертным неизвестно будущее. Никому из них – кроме Зевса, пожалуй, – не дозволено заглядывать за плечо Фортуны.

Схолиасты давно подозревают об этом. Иначе с чего бы Громовержцу запрещать нам обсуждать с богами содержание следующих песней «Илиады»? Наше дело маленькое – следи, записывай и отчитывайся, совпадают ли произошедшие события с гомеровской поэмой или нет.

Как часто мы с Найтенгельзером, лениво наблюдая на закате, как маленькие зеленые человечки в упряжках везут по берегу гигантские каменные лица, рассуждали об удивительном пробеле в познаниях Олимпийцев.

Итак, я уже читал, что покровительницу ранят. А она – нет. Вот бы обернуть это в свою пользу. Сказать Афродите прямо? Нет, ее царственный папаша непременно проведает – шут его знает как, только проведает непременно. Лично мне ослушание грозит полным расщеплением на атомы; богиню любви, наверное, тоже оставят без сладкого…

Думай, Хокенберри! Дочь Зевса дала тебе шпионские орудия. Сегодня ее ранят. Что можно из этого извлечь?!

Но размышлять некогда. Закончив возиться с Диомедом, Афина разжимает железную хватку и выпускает время на волю.

Полыхают вспышки, уши глохнут от грохота, «статуи» приходят в шальное движение. Тидеев сын выступает вперед. Его лицо, тело и доспехи излучают неземной свет. Смертные друзья и враги щурятся от сияния.

Идей со свистом опускает бич на конский круп; грохоча по камням, колесница врезается в греческие фаланги, устремляясь прямо на Диомеда. Фегес метит в героя пикой – и промахивается. Сверкающий наконечник пролетает в дюйме над левым плечом бесстрашного грека. Кожа доблестного Тидида полыхает жаром, на лбу блестят крупные капли горячечного пота. Диомед поднимает копье и наносит ответный удар. Медное жало бьет точно в цель, «в грудь меж сосцов» – вроде бы так воспел это убийство слепец. Фегес вылетает из колесницы спиной вперед, падает наземь и несколько раз подряд переворачивается, глотая пыль, поднятую колесницей, в которой он мчался пять кратких мгновений назад. Наконец тело останавливается и замирает. Торчащее в груди древко изломано в щепки. Что ж, в долинах Илиона смерть если приходит, то приходит быстро.

Идей на ходу спрыгивает с колесницы и, перекатившись через спину, с трудом поднимается, готовый защищать труп брата с мечом в руках.