– Рана на горле убила ее.

– Хвала господу за малые милости. – Он поднял голову. На этот раз его глаза за выпуклыми стеклами защитных очков были непроницаемы, Ева не увидела в них азартного интереса, к которому привыкла. – Всего остального, что он с ней вытворял, она не чувствовала, не знала. Она была уже бесповоротно мертва, когда он свежевал ее как мясник.

– Он действовал как мясник?

– А как еще это назвать? – Морс бросил скальпель на поднос и указал окровавленной рукой на изувеченное тело. – Как еще ты это назовешь?

– Слов у меня нет. Думаю, их в природе не существует. Жестокость? Этого мало. Злоба? Тоже не то. Мне сейчас не до философии, Морс. Ей это не поможет. Я должна знать: у него есть опыт в таких делах? Или он просто кромсал ее кое-как?

Морс чувствовал, что задыхается. Чтобы хоть немного успокоиться, он сорвал с себя защитные очки и шапочку, подошел к раковине и начал смывать с рук изолирующий состав вместе с кровью.

– Он знал, что делает. Надрезы нанесены точно. Без колебаний, без суеты. Ни одного лишнего движения. – Морс подошел к холодильнику, вытащил две бутылочки воды, бросил одну из них Еве, а из другой жадно отпил большой глоток. – Наш убийца знает, как заполнять книжку-раскраску, не выходя за пределы контура.

– Прости, ты о чем?

– Знаешь, твое полное лишений детство не перестает меня удивлять. Мне надо присесть на минутку. – Он сел, устало потер глаза, провел ладонью по лбу. – Этот случай меня достал. Как и когда это случится, предсказать невозможно. Через мои руки столько всего проходит каждый день… И все же эта сорокалетняя женщина с педикюром, который она делала себе сама, и выпирающей косточкой большого пальца на левой ноге меня достала.

Ева не знала, что ему сказать, чтобы вывести его из этого угнетенного состояния. Она придвинула стул, села рядом с ним, отпила воды. Он не выключил запись, подумала она. Пусть сам решает, стирать их разговор или нет.

– Тебе нужен отпуск, Морс.

– Это ты мне говоришь? – Он горько рассмеялся. – Я должен был уехать завтра. Две недели на Арубе. Солнце, море, голые женщины – заметь, еще живые! – и коктейли, подающиеся в кокосовой скорлупе.

– Поезжай.

Морс покачал головой.

– Я отложил поездку. Это дело я должен довести до конца. – Он посмотрел на Еву. – Я это понял, как только ее увидел. Как только увидел, что он с ней сделал. Я не смог бы загорать на пляже завтра утром.

– А я могла бы тебе сказать, что тут у тебя работают надежные люди. Они позаботятся о ней… и обо всех, кто еще поступит за эти две недели. – Ева отпила воды, не отводя взгляда от останков Джейси Вутон, лежащих на холодной цинковой плите. – Я могла бы тебе сказать, что найду сукина сына, который сотворил это с ней. Я позабочусь, чтобы он заплатил сполна. Все это я могла бы тебе сказать, и все это было бы правдой. Но я тоже не смогла бы уехать. – Она прислонилась затылком к стене. – Я бы не поехала.

Морс привалился к стене и вытянул перед собой ноги. Обнаженное изуродованное тело Джейси Вутон лежало на столе в нескольких футах от них.

– Что с нами не так, а, Даллас?

– Хоть убей, не знаю.

Он закрыл глаза, чувствуя, что постепенно успокаивается.

– Мы любим мертвых. – Услыхав, как Ева фыркнула, Морс усмехнулся, не открывая глаз. – До чего же у тебя грязные мысли, Даллас! Я не имел в виду некрофилию. Кем бы они ни были при жизни, мы любим их, потому что они стали жертвами несправедливости.