Ники подошел и обнял ее.

— Все в порядке, любимая. Во всем виноват я. Просто, я слишком сильно тебя хотел, а ты хотела меня, верно?

Она молча кивнула.

— Но не на виду у всего прихода, правда? В другой раз мы найдем более уединенное место. — Он посмотрел на часы. — Мне пора ехать.

— Ты будешь мне писать? — спросил он, садясь в свою глянцево-серебряную машину.

Имоджин не знала, сможет ли она перенести столько счастья и несчастья в один день. Радость от того, что он так ее хочет, омрачалась страшным несчастьем его отъезда. «С любовью посмотри в последний раз на все», — подумала она, и глаза ее наполнились слезами. Ники рылся в ящичке для перчаток.

— У меня тут есть кое-что для тебя, — он протянул ей небольшую коробочку и смотрел, как она, наклонив голову, открыла ее с недоверчивой улыбкой на бледных губах. Она вынула отуда красный эмалевый браслет, расписанный желтыми, голубыми и зелеными цветами.

— Как красиво, — восхищенно произнесла она, надевая браслет себе на запястье, — не стоило… я поверить не могу… мне никогда не дарили… Я никогда не буду его снимать, только в ванной. Он похож на цыганскую шаль, — добавила она, поворачивая его на солнце.

— Потому что это подарок от цыганки, — сказал Ники, включая зажигание. — Увидимся, когда вернусь из Парижа.

И, легко поцеловав ее в губы, он отъехал с громким выхлопом, от которого в ужасе метнулся в сторону кот, удобно отдыхавший на обочине дороги среди кустов кошачьей мяты.

Выезжая на шоссе А-1, Ники без малейшего стеснения подумал про себя, что Имоджин куда больше обрадовалась подаренному браслету, чем его мексиканская красотка, которая, чуть-чуть повизжав от удовольствия, попросила Ники оставить безделушку при себе, чтобы муж не заметил ее и не устроил по этому поводу шум.

Глава третья

Имоджин с трудом дождалась следующего утра, чтобы, появившись в библиотеке, рассказать Глории о Ники. К счастью, мисс Наджент отправилась на похороны, ее заместитель мистер Клаф был все еше в отпуске, мистер Корнелиус в вестибюле главного входа занимался организацией выставки рыболовных снастей, чтобы таким образом поощрить читателей к ознакомлению с новыми книгами о досуге и спорте. Поэтому Глория и Имоджин оказались более или менее предоставленными самим себе.

— Вот он, — сказала Имоджин, раскрыв ежегодный справочник «Мир тенниса» за 1977 год и показала Глории фотографию Ники, где он вытянулся, напрягая мышцы для удара сверху. — А здесь он уходит с корта после победы над Марком Коксом.

— О, я его знаю, — сказала Глория, вглядываясь в снимки. — Видела по телевизору на Уимблдоне. Кажется, там была какая-то стычка из-за того, что он запустил ракеткой в судью на линии? — Она повернула книгу ближе к свету. — Да, смотрится что надо.

— А в жизни намного лучше, — заверила ее Имоджин, рассеянно складывая несколько романов в стопку документальной литературы. — Он умеет так на тебя смотреть и говорить таким голосом, что только ты можешь его слышать. А потом мы отправились на эту божественную прогулку по торфяникам, и он сказал, что когда меня первый раз увидел, это было для него как удар молнии.

— Он к тебе приставал? — спросила Глория.

— Ну, — сказала Имоджин, покраснев, — мы ничего особенного не могли себе позволить, потому что из-за угла неожиданно появился со своей собакой церковный староста.

Глория снова посмотрела на снимок, потом с недоверием на Имоджин. Она же такая простушка, как мог мужчина вроде Ники увлечься ею? Она даже почувствовала легкое раздражение: раньше всегда у нее, Глории, бывали приключения, а Имоджин слушала ее с благоговейным изумлением.