3

Поздно вечером, почти уже в самую полночь, Виталий Петрович Муха вернулся в отделение полиции, кивнул сонному дежурному, поднялся в кабинет. Дело о таинственной секте и фальшивых купюрах лежало на столе. Дознаватель открыл папку в чёрном переплёте. На титульной странице фиолетовым фломастером выведено было: «Дело № 87-ж».

Не успел следователь подивиться этой неведомо кем приписанной букве «ж», как произошло нечто ещё более удивительное. Мёртвая буква ожила, зажужжала, поползла по странице. Дознаватель от неожиданности вскочил со стула, отпрянул от бумаг. Но тотчас опомнился и усмехнулся. То была очнувшаяся от зимней спячки обыкновенная муха. Безвредная и бесполезная. Муха легко может проникнуть в комнату тайных совещаний, взлететь к потолку, увидеть сверху лежащий на столе план захвата мира. Разглядеть этот дьявольский план во всех ужасающих подробностях. Она увидит истинную подоплёку мировой истории, математическую запись всех ходов. Что толку-то? Эх, муха-муха...

Однако как же напряжены нервы! Виталий Петрович подошёл к окну. На улице творилось настоящее светопреставление. Густой снег стеной валил с неба, едва проглядывали уличные фонари, в воздухе носились тёмные тени. Сшибались, схлёстывались, разлетались. «Остерегайтесь рогатых всадников!» Глупое предупреждение показалось теперь не таким уж глупым. Муха видел смутное отражение своего лица в тёмном стекле. Вздрогнул, пронзённый ощущением, что это не он разглядывает своё отражение, а призрак приник с улицы, вперился блестящими глазами, вглядывается в самый мозжечок. Виталию Петровичу стало страшно. Глубочайшая непонятная тревога овладела всем его существом. Дознаватель вернулся к столу, опустился в кресло. Несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, успокаиваясь.

Кто же ты, таинственный, неуловимый Амадей Вольфганг Скокс, которого нет? Загадочный колченогий кочегар. Во всём деле имелось единственное вещественное доказательство бытия этого Скокса — любительская чёрно-белая фотография пять на шесть. Впрочем, назвать это доказательством можно было только с большой натяжкой. Виталий Петрович ещё раз взял фотоснимок, отпечатанный на старинной бумаге «унибром», с фигурным обрезом. Лицо, снятое в три четверти, мало походило на лицо человека. Виной тому была, вероятно, забавная игра теней и света. С фотографии оглядывалось на зрителя человекообразное существо с широкими скулами, треугольно сходящимися к острому подбородку. Озиралось испуганными выпученными глазками, настороженно подняв уши с кисточками на концах. Как будто кто-то окликнул, а оно обернулось. От уха до уха ухмылялся длинный узкогубый рот. Крючковатый нос, выступающий вперёд, напоминал немного клюв курицы.

Поколебавшись, Виталий Петрович решил шаткое это доказательство на всякий случай из дела изъять. Ни к чему. Отложил фотографию на самый край стола.

А затем, склонившись над папкой, осторожными касаниями передвинул оцепеневшую муху в безопасное место, в пазуху возле корешка. Та, посучив немного задней лапой, снова заснула. Муха закрыл папку, завязал тесёмочки, чёрным маркером печатными жирными буквами написал на картонной обложке: «В архив». Подумал и зачем-то добавил: «Хранить вечно!» Подчеркнул двумя линиями. Поставил дату, размашисто расписался в правом нижнем углу. Всё это делал он с большим, большим, большим сожалением.

Едва поставил дату и последнюю точку, как под самой дверью скрипнула половица, послышалось короткое печальное воздыхание. Тихое, но очень и очень явственное. Виталий Петрович вздрогнул. В дверь осторожно постучались. Вернее сказать, поскреблись.

— Открыто! — крикнул Виталий Петрович, холодея сердцем. — Войдите!..

Вошёл маленький, серый человек. Лицо его, очень широкое в скулах, суживалось книзу, оканчиваясь острым детским подбородком.