Арабы слишком поздно заметили засаду, увлёкшись погоней за слабым противником. А заметив, попытались дать отпор. Но в процессе атаки очень сложно разделить воинов поровну, либо отдать правильный приказ на отступление или нападение.

И обе лавы через несколько минут схлестнулись, перейдя врукопашную. Кавалерийская атака скоротечна. Копья, пики, сабли, всё это промелькнуло перед глазами каждого воина, и с одной, и с другой стороны. Бешеный звон сталкивающихся в воздухе сабель, крики раненых и умирающих, ржание раненых коней, бьющихся в агонии и помогающих своими копытами упасть другим коням — всё это, всего лишь, звуки боя.

Кони, сбивая друг друга грудью, лягаясь и кусаясь, сражались, как могли, или как их научили владельцы. Наездники пытались выбить из седла врага, отирая его корпусом коня, или отмахивались саблей, пытаясь заколоть ею своего противника.

Застигнутые врасплох, пребывающие в меньшинстве, арабы дрогнули и стали постепенно покидать поле боя, понукая своих коней, пока сражение не превратилось сначала в избиение, а потом — в преследование убегающего врага.

Бешеная скачка преследования продолжалась до самой темноты. Уйти удалось немногим, ну а те, кто смог это сделать, уже не представляли никакой реальной военной силы и быстро направлялись на Восток, стремясь добраться до Суакина и вернуться на родину. Таких оказалось немного, из двух тысяч конных бойцов вернулись меньше сотни.

***

Рас Алулла рассматривал через бинокль наступающие пешие порядки армии газавата, волнами накатывающиеся на его укрепления. Паровоз, стоящий позади блиндированных вагонов и открытых площадок с орудиями, пыхтел угольным дымом.

Стороны обменивались артиллерийскими ударами, а солдаты, под зелёными знамёнами, шли вперёд. Наконец, по мнению раса, наступил удачный момент для работы гаубиц, и они открыли огонь, до этого скромно не давая о себе знать.

Контрбатарейная борьба, в которой Семён Кнут уже изрядно поднаторел, велась с переменным успехом. Орудия, соревнуясь между собой в точности попаданий, пытались нащупать позиции противника. Англичане, переодетые мусульманами, были достойные артиллеристы, чего нельзя было сказать о личном составе, которым командовал Семён. Зато у мамбовцев были хорошо пристреляны окрестные высоты.

Султаны взрывов, вызванные работой гаубиц, быстро накрыли наступающую пехоту, а кинжальный огонь из пулемётов разметал густые колонны атакующих мусульман.

Орудия с бронепоезда пытались поддержать атаку, но для них был припасён свой ответ. Отдельная батарея морских орудий открыла огонь, целясь только по паровозу. И через десять минут один из снарядов попал в его трубу, пробив насквозь и взорвавшись уже за ней, а второй — ударил в центр паровоза, отчего гулкий взрыв его котла эхом повторил грохот самого разрыва, от удачного попавшего снаряда.

Не имея возможности маневрировать, весь состав, благодаря своим размерам, оказался отличной мишенью для стрельбы, и после часа напряжённой артиллерийской дуэли прекратил своё существование. Но двадцать английских гаубиц, против шести гаубиц и четырёх морских орудий суданцев, оказались большей силой, перемалывая сооружения своими снарядами.

Но укрепления возводились на протяжении года, и воины Алуллы смогли закопаться в песок, создав огромное количество валов, дзотов, с установленными там пулемётами, а также глубоких траншей, в которых и сидели сейчас солдаты. О таких укреплениях не раз, и не два рассказывал Мамба. Неизвестно, откуда он черпал свои знания, но то, что эти глиняно-песчаные дзоты на поверку оказались огромным преимуществом, перед наступающим плотными цепями противником, оказалось правдой.

Не выдержав убийственного ружейно-пулемётного и артиллерийского огня, воины газавата стали отступать, оставляя на поле боя убитых и раненых. Стремясь закрепить успех, ночью две тысячи солдат раса Алуллы атаковали гаубичные батареи. Не ожидавшие внезапного нападения, пехотинцы газавата и английская орудийная прислуга, не смогли оказать должного сопротивления и отступили, отдав батареи врагу.