Изменить размер шрифта - +
Нет прибавочного продукта – нас медленно и тихо везут на кладбище, умирающих от голода. Я сейчас не говорю о личной способности выжить, а о системе, которая способна существовать, когда есть, что отнимать и делить. И этого не надо стесняться. Отнимает и делит любое государство, даже самое справедливое. Сейчас не об этом.

Сейчас о том, что первичным источником прибавочного продукта всегда являются чьи-то рабочие руки. И чем больше рабочих рук, тем лучше. Ведь десять человек всегда смогут произвести больше, чем один, не так ли?

 

Император движением фокусника извлёк записную книжку: согласно переписи населения 1897 года численность подданных Российской империи составила почти 126 млн человек. Из них три четверти – крестьяне и десятая часть – рабочие и мещане, как раз те, чьими руками создаются все ценности государства. Почти 100 миллионов одних только крестьян! Неплохо для страны, торгующей продукцией сельского хозяйства.

По данным «Комиссии Центра», за последние тридцать лет земледельческое население увеличилось больше, чем наполовину. Однако, если в 1860 году на одну душу приходилось чуть более двух десятин пашни, то в 1900-м уже не больше одной.

Император поднял глаза на министров, для которых продолжался день очевидного-невероятного – Николай II, оперирующий статистикой – событие как раз из этого ряда.

– Ещё раз повторю, – как школьный учитель нерадивым ученикам, отчеканил император, – крестьянское население растёт, а количество земли на душу уменьшается. Но сокращаются не только земельные наделы. Сокращается урожайность.

Сколько зерна собирают в хозяйствах? У зажиточного 70 пудов с десятины, у середняка – 45, а у бедняка, у которого не было коровы, – 20… А что такое 20 пудов на семью, если, как подсчитал Лев Николаевич Маресс, “18 пудов растительной пищи – это минимум, безусловно необходимый одному человеку на год.”

А в это время за границей урожайность 120 пудов, 150 пудов, 180 пудов. Знаете, почему такая разница? Нет скота, потому что не хватает выпаса. А нет скота – нет удобрений. Земля истощена до предела. И дальше будет только хуже. Хотя, куда уж хуже, если про голод, как про обыденное явление, открыто пишут даже в энциклопедиях:

«В 1891-92-м голодало свыше 30 миллионов человек. В открытых Красным Крестом столовых кормилось до 1,5 миллиона человек. По официальным данным тогда погибло 400 тысяч человек. После голода 1891 г., охватившего громадный район в 29 губерний, Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская – 9. Вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 98 гг… ”

При слове “голод”, на котором монарх делал намеренный акцент, министры, уже начавшие терять концентрацию, вздрогнули, оживились и снова уставились на царя со смешанным выражением мистического изумления и страха, как при виде ожившей статуи. Из пяти последовательных реакций нормального человека на трагические новости – отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия русские цари категорически застревали на первой стадии.

Александра III раздражали упоминания о «голоде», как слове, “выдуманном теми, кому жрать нечего”. Он высочайше повелел заменить слово «голод» словом «недород». Главное управление по делам печати разослало незамедлительно строгий циркуляр, за нарушение коего можно было совершенно не в шутку сесть в тюрьму.

При его царственном сыне Николае II запрет смягчили, но когда ему говорили про голод в России, он сильно возмущался и требовал ни в коем случае не слышать «про это, когда оне изволили обедать”. И вот на глазах министров запреты снимались, и императорское отрицание превращалось в нечто другое – незнакомое и пугающее.

Быстрый переход