Савва Иванович знал: Шульц – человек Витте, его борзая. Обнаружить запрещенные государством финансовые выкрутасы бухгалтерии Мамонтова было очень несложно. Савва Иванович, почитая Витте за человека близкого, трудящегося ради блага Отечества, от министра их не скрывал. Да и как скроешь, если большая часть была сделана как раз по прямому совету Сергея Юльевича и его друга – Ротштейна. В сентябре 1899 года он был арестован. Сумму залога стремительно подняли до заоблачных 5 миллионов, чтобы не выпустить промышленника на свободу, ведь он успел бы спасти капитал. Пока промышленника держали в заключении, его предприятия и недвижимость распродали за бесценок люди Витте.
Савва Иванович понимал: если его и выпустят из тюрьмы, только нищим. Так оно и случилось. В июле 1900 года суд признал Мамонтова невиновным, но было уже поздно. Бывший миллионер поселился у дочери Александры и жил на скромные доходы от гончарной мастерской, перенесенной в Москву из Абрамцева. Птица-судьба грохнулась оземь с высоты заоблачной – косточек не собрать. Был всем нужен, государству, народу, стал нужен одному себе. И то не очень. Ни денег, ни чинов, крыша над головой и то не собственная, дочери.
Сразу после Рождества к бревенчатому скромному домику Мамонтова завернул ладный возок, и импозантный флигель-адъютант, передав пакет с личным вензелем императора, козырнул и растворился в снежной пелене, оставив удивленного Савву в полном смятении чувств, усилившемся после вскрытия конверта:
«Должность заместителя министра финансов… Личная отчетность – только перед Его императорским Величеством… Отставка – только по его распоряжению. Обязанности – ревизия расходной части государственного бюджета…» – фактически ему предлагалось ревизовать деятельность человека, который сломал его жизнь, ограбил и упрятал за решетку. В эту ночь Савва не сомкнул глаз, а поутру уже был на новой службе, где ошарашенные подчиненные Витте пожимали плечами и испуганно косились на нового начальника. Точнее на двух – вторым, прибывшим в этот день на ту же службу с тем же, что и у Мамонтова статусом и поручением, был Сергей Федорович Шарапов.
Первая неделя на новом месте прошла вхолостую. Сергей Юльевич, сославшись больным, отсутствовал, а его люди заняли в министерстве круговую оборону и откровенно саботировали любые попытки хотя бы ознакомиться с делами. Поэтому встречу царя с купечеством Савва Иванович решил использовать на полную катушку – и умных людей послушать, и вечный русский вопрос задать: «Что делать?»
Точно с таким же вопросом на лицах в зале собиралось купеческое сословие. Четверть века оно ждало, требовало решительных реформ, а когда они были объявлены императором – оробело и задумалось. С одной стороны – веротерпимость, равенство религий и свобода вероисповедания для них, в большинстве своем выходцев из старообрядцев – полностью отвечает вековым чаяниям, а с другой – восьмичасовой рабочий день, равная оплата женского и мужского труда, запрет на труд детей, обязательное страхование от несчастного случая, хоть и преследовали благие цели, однако били наотмашь по купеческому кошельку, что было весьма болезненно, особенно сейчас, когда надвигающийся кризис уже вовсю проявлял своё ретивое нутро – падал спрос на традиционные промыслы, лихорадило биржу, почти в два раза упали заказы на перевозки и подвижной состав. К этой тревоге примешивался вполне обоснованный скептицизм: «А что вообще видит царь из своего дворца? Какое представление он имеет о реальных нуждах и проблемах мануфактур и торговых домов? Что он ждет от купечества, кроме выражения верноподданнических чувств?»
Постепенно зал заполнялся. Савва Иванович уже успел обняться-поздороваться с всегда поддерживающим его тезкой – Морозовым, церемонно раскланялся с подвижным, как ртуть, Гучковым, переглянулся со всем семейством Рябушинских и ощутил непередаваемое чувство удовлетворения, ловя на себе удивленно-испуганные взгляды, как будто встреченные увидали ожившего покойника. |