– Ну это вряд ли получится сделать немедленно, – вздохнул Сергей Александрович, – Сергей Юльевич слёг после того, как Никки назначил в помощь к нему двух помощников – Шарапова и Мамонтова с задачей провести детальную ревизию государственных финансов.

– Понятно, – улыбнувшись, зашуршала тканью платья императрица, испытывающая к Витте вполне определенную симпатию. – Я думаю, мы сможем это поправить. Ничего необратимого ведь пока не случилось, не так ли?

– Не так, – не согласился великий князь – Государь публично объявил об отмене всех недоимок по выкупным платежам для крестьян, об освобождении от всех и любых налогов тех, чей дворовой доход менее 1000 рублей в год, о 8-часовом рабочем дне… Там ещё целый список, всего не упомню…

– О запрете детского труда и равных правах для мужчин и жещин на работу и его оплату, – подсказала Елизавета Федоровна. – Как сказал государь Сержу, «Благосостояние страны, дорогой мой князь, измеряется не богатством высших классов, а достатком низших». Это изречение, кстати, уже напечатали «Ведомости».

– Да, – фыркнул губернатор, – теперь простолюдины готовы носить царя на руках…

– Не только они, Серж, не только, – улыбнулась Елизавета Федоровна…

– А кто еще? – подняла на нее голову императрица.

– Женщины! Огромное количество жён, сестёр и дочерей самых разных семей из самых разных сословий, которые вдруг почувствовали для себя какую-то другую перспективу, кроме дома-детей-рукоделья. Они почувствовали этот пьянящий запах новых возможностей и теперь… Мария Федоровна, ну не мне же вас убеждать, что не получится у наших мужчин удержать женщину, которая что-то твердо решила… Согласны?

– Согласна! – кивнула Мария Федоровна и решительно поднялась. – Мой сын собрал вместе всех бунтовщиков и направляется к ним на встречу. И я твердо решила ехать туда же и, если надо, защитить силой оружия моего конвоя…

– Думаю, что это не потребуется, – усмехнулся губернатор, – воодушевленные речью Никки, рабочие Зубатова тоже будут там и голыми руками задушат того, кто попытается обидеть их монарха, пообещавшего 8-часовой рабочий день, больницы, школы и образование для их детей без всяких ограничений…

– Да, – дополнила мужа Елизавета Федоровна, – Никки аннулировал циркуляр Делянова и объявил о казенном вспомоществовании для всех простолюдинов, желающих получить инженерное образование.

– Рабочие, охраняющие царя, – покачала головой Мария Федоровна, – Ceci est absurde. Je ne crois pas! Едем!

Московский императорский университет

Улица, названная в XVIII веке Моховой из-за приезжих крестьян, торгующих тут мхом, которым конопатили деревянные стены домов, в зимний солнечный январский день 1901 года гудела, как разбуженный улей. Лоточники, прижатые толпой к стенам домов, уже не предлагали свой товар, а закрыв его дерюжками и обхватив лотки руками, старались не быть затянутыми в водовороты москвичей. Извозчики, не успевшие покинуть вовремя столпотворение, слезли с облучков и держали под уздцы лошадей, прядающих ушами и нервно косящихся на людские потоки. Студенческие форменные тужурки причудливо смешивались с виц-мундирами чиновников, фуражки ижненеров – со строевыми кубанками. Настроение было приподнятое. Народ явно предвкушал зрелище.

– Нет, не проедем, – покачал головой князь Шервашидзе, вернувшись из «разведки». – Ваше Величество, может пешком попробуем? Тут всего 200 шагов.

Мария Федоровна еще раз оглядела запруженную народом улицу, кивнула и легко спустилась на мостовую.