|
Затем – сформулировать своеобразный кодекс чести, или, если хотите, заповеди, которых эти люди должны придерживаться как на службе, так и за ее пределами… Да-да… Для политика его дом и семья – это тоже работа. Родные и близкие – слабое звено, которое традиционно используют враги, желая склонить на свою сторону и получить контроль за нужным им человеком. Затем надо очертить границы, где заканчиваются частные дела, заканчивается быт, и начинается политика…
– Какая может быть политика в быту? Что может быть политического в частных делах?.. – Если вы купили булку хлеба, то это быт, – кивнул император в знак того, что он готов пояснить свою мысль, – а если вы скупили весь хлеб в столице, то это уже политика. Если дали в долг своему другу миллион – это частное дело, а вот если миллион подданых стали вашими должниками – это уже политика… – Теперь яснее. Но я клянусь, ни в одном университете, где я учился, так политику не трактовали… – Значит мы будем первыми… Политику не надо трактовать. Её надо чувствовать… Надо уметь строить логические цепочки, вычисляя, какие, казалось бы, совершенно малозначительные события могут привести к тектоническим сдвигам… Не смотрите на меня, как на икону. У меня это тоже далеко не всегда получалось… получается, – сказав последние слова, император осёкся и задумался, глядя сквозь собеседника невидящим взглядом. Пауза закончилась тяжелым вздохом, после которого взгляд монарха опять стал осмысленным и сосредоточенным. – Сегодня главное внимание должно быть приковано к армии, любое движение которой – это политика и где господа офицеры демонстративно, хотя подозреваю, – не совсем искренне – дистанцируются от неё. Это положение нетерпимо. Если мы откажемся от политического управления армией, то эту функцию возьмёт на себя кто-то другой. Свято место пусто не бывает. Особенно сейчас, в преддверии большой войны… – Грядет большая война? – встрепенулся Гучков. – А как вы думали? – усмехнулся император. – За 19-й век крупные государства окончательно освоили планету. Китай – это последний пирог, который они делят. Потом белых пятен и «ничьих» территорий на карте больше не останется. Весь земной шар будет окончательно поделен на метрополии и колонии. И схватка за передел мира станет просто неизбежной. – Мировая война, – прошептал Гучков, чувствуя, как холодеют руки. – Именно, Александр Иванович, и времени у нас осталось крайне мало… может быть его вообще уже нет… – Что я должен делать? Приказывайте! – при осознании конкретной опасности к Гучкову вернулось его привычное деятельное состояние. – В каждом подразделении русской армии, – император наконец допил чай и опять потянулся за трубкой, – должен быть представитель главного политического управления, который будет разъяснять офицерам, и что еще важнее – солдатам, на понятном им языке, за что они идут на смерть. Пока у нас таких людей нет, вам придется делать всё самому и сразу подбирать толковых товарищей, которых нужно будет научить и оставить вместо себя. Второе – не менее важное и крайне больное место – это снабжение. Оголённый нерв армии. Это тоже политика в её самом чистом – кристальном виде. Этим тоже придется заниматься, пока мы не поставим под жёсткий контроль интендантов. Про них ещё Суворов говорил… Гучков кивнул головой, демонстрируя, что он прекрасно помнит, что говорил про тыловиков генералиссимус… – Ну и по мелочи, – император выудил из стола записку и глаза его лукаво улыбнулись. – Александр Иванович, мне нужно, чтобы вы написали письмо господину Иоссе в горный комитет. |
