Он увидел, как Заид достал второй кусок ткани, покрытый яркими цветными полосами, — он напомнил ему кафтан Артапана. Не успела эта мысль оформиться у него в голове, как Заид объявил:

— А теперь мы магическим способом докажем злобному макуранскому колдуну, что он ничего не добьется, служа силам смерти! — На минуту он сменил свой впечатляющий тон на обычную речь:

— Ваше младшее величество, настал ваш черед внести свой вклад в эту магию. Обнимите свою нареченную, поцелуйте ее и подумайте о том, что вы смогли бы сделать, если бы мы не стояли рядом.

Фостий уставился на мага сквозь тонкую шелковую ткань:

— Ты уверен, что хочешь от нас именно этого, дядя З… э-э, чародейный господин?

— Сделайте это, ваше младшее величество, сделайте как следует, и никто сегодня не сможет принести Видессу большую пользу. Если хотите, представьте это как свою обязанность, а не как удовольствие.

Целовать Оливрию было приятно, и Фостий отказался думать об этом как об обязанности. Ее нежные губы и язык, податливая упругость ее прижавшегося тела тоже свидетельствовали о том, что она наслаждается задачей, которую на них возложил Заид. Фостий прижал ее так крепко, что у нее не возникло и тени сомнения в его намерениях. Он услышал, как Оливрия негромко рассмеялась.

Через некоторое время он открыл глаза. Наслаждаясь поцелуями Оливрии, он пропустил немалую часть магической процедуры, и ему захотелось взглянуть, чем занят Заид. Однако первым, что он увидел, оказались открытые глаза Оливрии, и он засмеялся.

Заид держал полосатую ткань над пламенем голубой свечи и нараспев произносил:

— Как эти двое празднуют жизнь под голубой тканью, так пусть их радость лишит могущества макуранского мага, черпающего силы через смерть. Пусть исчезнет его колдовство, как исчезнет ткань из его страны в пламени Видесса. — И он сунул ткань в огонь.

Фостий все время жалел, что шелковая ткань затуманивает его зрение, заставляя усомниться в увиденном. Едва пламя свечи коснулось полосатого шелка, как тот ярко вспыхнул и стал гореть, словно пропитанный маслом. Фостий даже встревожился: успеет ли Заид быстро уронить его, чтобы не обжечь пальцы? Но тут пламя горящей ткани замерцало и едва не угасло. Мало того, уже сгоревший кусок восстановился, и все полотнище даже стало выглядеть больше прежнего. Заид пошатнулся и чуть не вынул шелк из пламени свечи.

Но волшебник вновь принял устойчивую позу и повторил исходные заклинания, добавив к ним какие-то слова, произнесенные неразборчивым бормотанием.

Полосатая ткань занялась вновь — поначалу неохотно, но затем все ярче.

— Ты победил его, чародейный господин! — выдохнул Крисп.

Слова были произнесены негромко, но все же, наверное, отвлекли Заида, потому что пламя на шелке съежилось, а сгоревшая часть опять восстановилась. Но Заид не сдавался. Все больше и больше полосатого шелка исчезало в огне, и наконец, испустив напоследок облачко дыма, подобно красной фанасиотской свече, он сгинул без следа. Заид быстро сунул в рот большой и указательный пальцы правой руки. Они так долго находились в пламени, что должны были прогореть до костей, но Заид отделался ожогами.

Вынув изо рта пальцы, волшебник устало произнес:

— Магия сделала то, что могла. Благой бог пожелал, чтобы сегодня я нанес Артапану тяжелый удар.

— А откуда тебе известно, чего пожелал благой бог? — поинтересовался Крисп.

Не ответив прямо, Заид стянул с Фостия и Оливрии полупрозрачный шелк и сказал:

— Теперь вы можете разжать объятия.

Юноша и девушка одновременно покачали головами и тут же рассмеялись, поневоле разъединившись.

— А нам понравилось, чем мы тут занимались, — сказал Фостий.