Он также помнил, как озадачили его новости о перемещении Фостия, и как он опасался, что юноша всерьез решил вступить на светлый путь.
— Когда я участвовал в том налете, — продолжил Фостий, — то мне, к моему великому стыду, пришлось присоединиться к нападению на монастырь. Я знаю, что ранил одного из святых монахов; если бы я этого не сделал, он переломал бы мне кости своей дубиной. А мой факел в числе прочих поджег монастырь.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? Если ты захотел получить отпущение своего греха, то лучше поведай о нем патриарху Окситию.
— Об этом я пока не задумывался… сейчас меня волнует восстановление справедливости. Если ты позволишь, мне хотелось бы следующие несколько лет откладывать треть моего денежного содержания и жертвовать его монастырю.
— Для этого моего позволения не требуется; золотом, которое я даю вам каждый месяц, вы вольны распоряжаться как угодно, — заметил Крисп. — Но вот что я тебе скажу: я горжусь тобой за то, что тебе пришла эта мысль. — Он секунду подумал. — Значит, ты хочешь жертвовать им восемьдесят золотых в год, верно? Что скажешь, если и я стану жертвовать столько же?
Лицо Фостия осветилось радостью:
— Спасибо, отец! Просто замечательно!
— Я не стану указывать, что деньги поступают от меня, — добавил Крисп. — Пусть думают, что все они идут от тебя.
— Э-э, — в третий раз промямлил Фостий. — Я ведь тоже не собирался сообщать монахам, что это мои деньги.
— В самом деле? Святейший Окситий, если ты его спросишь, скажет, что анонимные пожертвования вдвое угоднее Фосу, ибо делаются ради них самих, а не для восхваления жертвующего. Мне на сей счет ничего не известно, но должен признать, что звучит это логично. Зато я знаю, что еще больше горжусь тобой.
— Знаешь, всего за несколько минут ты сказал это дважды, но что-то я не припоминаю, что ты когда-либо говорил мне такое прежде, — сказал Фостий.
Если бы он сказал это с упреком, Крисп пришел бы в ярость. Но Фостий просто напоминал о факте. И это действительно был факт; память Криспа подтверждала его слишком хорошо. Он наклонил голову:
— Ты вынудил меня устыдиться.
— Но я не хотел этого.
— Знаю. Тем хуже для меня.
Тут, к облегчению Криспа, подъехал Саркис.
Отдав честь, генерал спросил:
— Раз еретики уже настолько близко, то не выслать ли нам разведчиков, чтобы узнать точно, где они находятся?
Не ответив, Крисп обернулся к Фостию:
— Кажется, сегодня с утра у тебя появился запас мудрости побольше обычного. Как поступил бы ты?
— Ой! — отозвался Фостий. Крисп погрозил ему пальцем:
— Когда тебя спрашивают, обходись при ответе без разных дурацких звуков. Когда ты обуешься в красные сапоги, тебе самому придется справляться с подобными вопросами. И не теряя, кстати, времени зря. — И он внимательно посмотрел на юношу, ожидая его действий.
Словно компенсируя свой испуганный писк, Фостий заговорил насколько смог рассудительно и серьезно;
— Если бы командовал я, то ответил бы «нет». Мы успешно следили за фанасиотами при помощи магии, так зачем рисковать? Ведь в последний, решающий момент они могут натолкнуться на наших разведчиков. Если магия Заида действует настолько хорошо, как он надеется, то Артапан ныне практически слеп, выслеживая нас. Поэтому, чем большей неожиданностью мы для них окажемся, тем лучше.
Саркис взглянул на Криспа. Автократор произнес четыре слова:
— Доводы логичные, решение правильное.
От этой косвенной похвалы Фостию стало еще приятнее, чем после слов Криспа о том, что он им гордится. |