— Подождите, — резко произнесла Оливрия. Яковизий снова повернулся, наставив на нее стило, словно жало. Фостий уже шагнул вперед, чтобы встать между ними, но тут Оливрия сказала:

— Я хочу извиниться. Я произнесла жестокие слова, не подумав.

Яковизий ненадолго задумался, затем быстро нацарапал несколько слов и с поклоном протянул табличку Оливрии. Фостий заглянул ей через плечо. Яковизий написал: «И я тоже, отозвавшись так о вашем отце. Будем считать, что мы квиты».

— Да будет так, — ответила Оливрия, к облегчению Фостия. Не одно поколение умников пыталось одолеть Яковизия в словесных схватках, которые обычно заканчивались их позорным поражением. Фостий был рад, что Оливрия не решилась на подобную попытку.

Яковизий кивнул и занял свое место рядом с Криспом. Автократор поднял руку, дожидаясь тишины. Она наступила не сразу, но все же довольно скоро толпа стихла. Крисп произнес:

— Да пребудет с нами мир: мир в столице и мир в империи Видесс.

Гражданская война империи не нужна. Владыка благой и премудрый свидетель тому, что мне ее навязали, и лишь когда те, кто называют себя следующими по светлому пути, поднялись на открытый бунт сперва в западных провинциях, а затем и в столице, я выступил против них с оружием.

— Неужели это означает, что твой отец оставил бы фанасиотов в покое, окажись они тихими и миролюбивыми еретиками? — спросила Оливрия.

— Не знаю. Может быть, — ответил Фостий. — Васпуракан он точно никогда не преследовал. — Для Фостия этот факт давно был загадкой: Крисп часто повторял, что религиозное единство жизненно важно для целостности империи, но в данном случае не подкреплял слова делами. Что это — лицемерие или обычный прагматизм?

На такой вопрос с ходу не ответишь.

Задумавшись он пропустил несколько фраз. Крисп говорил:

— …восстановим город так, чтобы никто и не догадался, что ему был нанесен урон. И таким же образом нам предстоит переделать ткань нашей жизни.

Быстро это не получится — по крайней мере, не все сразу, — но Видесс не ребенок, и ему не нужен мгновенный результат. То, что мы делаем, мы делаем для будущих поколений.

Фостий все еще не привык мыслить подобными категориями. Для него и следующий год оставался далеким будущим; тревожиться же о временах, когда состарятся его внуки, казалось ему столь же странным, как и беспокоиться о том, что находится на обратной стороне луны. Он вновь пропустил слова отца:

— …но до тех пор, пока вы будет жить в мире друг с другом, не придется опасаться, что вас начнут разыскивать, чтобы причинить вам вред.

— А как насчет сборщиков налогов? — крикнул из толпы анонимный остряк.

Крисп пропустил его слова мимо ушей.

— Жители столицы, — искренне произнес он, — если вы выберете вражду, то будете вцепляться друг другу в глотки гораздо дольше, чем мы сейчас в силах представить. Если вы начнете враждовать сейчас, то вражда эта затянется на поколения после вашей смерти. И я молю Фоса о том, чтобы этого не случилось. — В его голосе зазвучал металл:

— И я не намерен такое допустить. Если вы попытаетесь драться между собой, то сперва вам придется одолеть солдат империи.

Это предупреждение, а не угроза. Я считаю, что вражды мы нахлебались досыта.

Так пусть же она минует нас в грядущие годы.

Фостий отметил, что отец не сказал «навечно», и удивился почему. Наверное, решил он, Крисп не верит, что подобное может тянуться вечно. Автократор словно показывал, что трудится, создавая каркас будущего, но этот каркас вовсе не обязательно превратится в несокрушимую стену: он слишком хорошо знал, что история не выдает гарантий на успех.