— Ваша воля, разумеется, будет исполнена.
Уединившись в спальне, Крисп стянул сапоги и с наслаждением пошевелил пальцами ног. Когда он находился во дворце и делал что-либо сам, не вызывая слугу, это становилось равносильно бунту, словно император превращался в фанасиота, поджигающего факелом дом богача. Барсиму потребовалось немало времени, чтобы смириться с тем, что Автократор иногда бывает настолько упрям, что настаивает на своем в подобных вопросах.
Стук в дверь оказался настолько робким, что Крисп поначалу решил, будто он ему послышался. Тем не менее он подошел к двери и открыл ее. В коридоре стояла дрожащая Дрина.
— Я не собираюсь тебя кусать, — успокоил ее Крисп. — Это испортит мне аппетит перед ужином, который хочет в меня затолкать почтенный Барсим.
Девушка не засмеялась; Крисп пришел к выводу, что шутка до нее не дошла.
Подавив вздох, он пригласил ее войти в спальню.
Она медленно вошла. До родов ей оставалось еще несколько месяцев, но живот уже заметно выпирал даже под просторным льняным халатом. Крисп подался вперед и коснулся губами ее щеки, желая успокоить Дрину.
Это ему удалось, хотя и не совсем так, как он рассчитывал. Улыбнувшись, Дрина сказала:
— Вы не наткнулись на мой живот. Вы знаете, как надо целовать женщину, ждущую ребенка.
— Знаю, — подтвердил Крисп. — Опыт у меня был, хотя и много лет назад. Садись, если хочешь; я знаю, что тебе трудно много стоять. Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, спасибо, ваше величество, — ответила Дрина, с благодарным вздохом усаживаясь в кресло. — Меня только раз или два тошнило утром, а так я чувствую себя хорошо, только все время хочется на горшок.
Крисп немного походил по спальне, раздумывая, что ей сказать. Он уже очень давно не оказывался в подобной ситуации и никогда не предполагал, что окажется в ней вновь. Он не испытывал к Дрине любви и даже не очень хорошо ее знал. Ему хотелось, чтобы все было иначе, но что есть, то есть. Дрина для него была просто удобным предметом для удовлетворения плотского желания, которое он до сих пор иногда испытывал. Теперь же он заново обнаружил, что сиюминутное удобство может со временем обернуться чем-то совершенно иным. Крисп ежедневно помнил об этом правиле, принимая государственные решения; теперь до него дошло, что придется применить его и в личной жизни.
Да, он оплошал. Теперь нужно с честью выбираться из ситуации. Сделав еще несколько неторопливых шагов, он спросил:
— С тобой все обращаются хорошо?
— О да, ваше величество, — энергично закивала Дрина. — Куда лучше прежнего. Дают много вкусной еды — не хочу сказать, будто меня прежде плохо кормили, но сейчас еды больше, и она лучше; и работы дают меньше, особенно с тех пор, как меня раздуло. — Она сложила руки на животе и очень серьезно взглянула на Криспа:
— Вы меня предупреждали, чтобы я не зазнавалась, и я не стала. Тут я себя вела очень осторожно.
— Вот и прекрасно. Хотел бы я, чтобы все обращали на мои слова столько же внимания, — отозвался Крисп. Дрина кивнула, все еще серьезная. Даже несмотря на всю сосредоточенность и беременность, она выглядела очень юной. — Сколько тебе лет, Дрина? — неожиданно спросил Крисп.
— По-моему, двадцать два, ваше величество, — ответила она, посчитав на пальцах, — да только я могла на год-другой ошибиться в любую сторону.
Крисп вновь принялся расхаживать. Дело было вовсе не в том, что она не знала свой точный возраст; он и в своем не был уверен. В крестьянских семьях вроде той, где он вырос, над такой ерундой особо не задумывались: от возраста зависела лишь работа, которая человеку по силам. Но двадцать два плюс или минус год-другой? Выходит, она родилась примерно в то время, когда он взошел на трон. |