- Нет! - взорвался я. - Я не Александр. Он мертв, а я всего лишь Юлиан, которому суждено погибнуть в этом забытом богами месте.

- Нет-нет! Боги…

- Боги нас обманули! Боги смеются над нами! Ради забавы они поднимают нас повыше и потом роняют вниз. На Олимпе не больше благодарности, чем на Земле!

- Юлиан!…

- Ты говорил, что я рожден для великих свершений, и я их свершил. Я победил персов. Я победил германцев. Я спас Галлию. Но к чему все это? Я оттянул конец нашего мира на год-другой, не больше.

- Ты рожден восстановить веру в истинных богов.

- Так почему они меня оставили?

- Но ты еще император!

В ответ я схватил с пола горсть выжженной земли:

- Вот что я такое: прах и пепел. - Ты должен жить…

- Скоро я умру, как Александр, и потяну с собой весь Рим: после моей смерти ничего хорошего его уже не ждет. Мой трон унаследуют галилеяне и готы - они, подобно червям и стервятникам, пожрут и растащат остатки нашего государства, и на всей земле не останется и тени бога!

Услышав эти слова, Максим закрыл лицо руками, но я, побушевав еще немного, остановился. Мне стало стыдно, что я выставил себя на посмешище.

- Какая разница? - устало проговорил я. - Все равно я в руках Гелиоса. Мы оба в конце пути, и день для нас обоих клонится к закату. Доброй тебе ночи, Максим, и помолись, чтобы для меня это действительно была добрая ночь.

И все же я никак не могу поверить, что все кончено: мы не понесли никаких потерь, а персы разбиты. Путь на север свободен. Если Гелиос меня оставит, кто восстановит веру в него?

Но это же сущее безумие! Что за недостойные мысли? Почему я обречен? Моя слава в самом зените, и мне всего лишь… я не сразу вспомнил. Да, мне тридцать два.

10 июня

Полдень уже минул. Мы по-прежнему стоим лагерем. Запасы провианта подходят к концу. От Прокопия никаких вестей. Вчера и этим утром на нас нападала персидская конница - они налетают на лагерные палисады, а стоит нам протрубить тревогу - исчезают. Такие рейды деморализуют солдат.

Скоро мне придется решать, что предпринять дальше, а пока я каждый день приношу богам обильные жертвы. Предзнаменования по-прежнему неблагоприятны, а гадания противоречивы. Надо бы посадить Виктора под арест, но Салютий считает, что это преждевременно.

14 июня

Этим утром во время заседания военного совета я услышал у входа в палатку шум. Трибун, командовавший моей охраной, кричал: "Назад! Осади назад!"

Я вышел из палатки. Меня окружила тысяча солдат, главным образом азиатов. Они стали упрашивать меня идти домой через Ассирию. Их явно подучили: они то кричали, то скулили, то плакали, то угрожали. Мне понадобилось несколько минут, чтобы заставить их замолчать. Я ответил им:

- Мы вернемся домой, лишь завершив начатое. - В ответ раздались насмешки, но я притворился, что не слышу. - Мы не можем вернуться тем же путем, каким пришли сюда, а почему - пусть вам объяснит ваш начальник Виктор. - Это был очень приятный ход. По иронии судьбы Виктору пришлось самому успокаивать солдат, которых он подбил на беспорядки. Он с честью справился с порученным делом и доходчиво объяснил, почему нам невозможно вернуться по Евфрату. Солдаты почтительно притихли, и, воспользовавшись этим, я уверил их, что не меньше, чем они, хочу вернуться в безопасные места. Когда настанет час, мы уйдем отсюда, а пока я посоветовал им не поддаваться на пущенные персами слухи, которые, как мне известно, гуляют по лагерю. После этого солдаты разошлись.

- Так от нас ничего не добиться, - спокойно промолвил я, обращаясь к Виктору.

- Но, Август…

- Можешь быть свободен. - Он получил предупреждение. Позднее я поговорил с каждым генералом в отдельности.