Когда Приск собрался уходить, Максим хотел остаться, но я не позволил, сославшись на усталость. Я подозреваю даже его: а вдруг он в сговоре с Виктором? Все знают, каким влиянием на меня он пользуется, а ведь его можно купить, лишь бы цена была сходной… Да что это я, совсем с ума схожу? Кто-кто, а Максим должен быть мне верен. Другого ему не остается - без меня бы галилеяне живо сняли ему голову с плеч. Прекрати, Юлиан, или скоро ты сойдешь с ума и уподобишься тем императорам, которые не могли наслаждаться кратким днем жизни из-за страха перед бесконечной ночью смерти. Я все еще жив, все еще победитель Персии.
Завтра мы отправляемся домой. Я отдал этот приказ на закате. Солдаты встретили его приветственными кликами. Они не подозревают, сколько нам еще идти отсюда до Кордуэна. У них одна радость: мы уходим из Персии! А я знаю одно: богиня Кибела открыла, что во мне возродился Александр Великий, но я не сумел быть достойным ни ее, ни Александра. Он - вновь призрак, ая - ничто.
Мне следовало согласиться на мир, предложенный Шапуром. Теперь, когда мы уходим, таких выгодных условий уже не получить.
Приск: Казалось бы, я хорошо знал Юлиана, но даже я не догадывался, что он находится в таком отчаянии. Надломленный человек, который нервно набрасывал эти строчки, и гордый, смеющийся полководец, у которого мы с Максимом в те дни часто ужинали, - совершенно разные личности. Мы, естественно, понимали, что он нервничает, но Юлиан и виду не подавал, как велик в нем страх насильственной смерти. Время от времени он лишь отпускал шуточки о своем возможном преемнике и сказал однажды, что из христиан предпочел бы видеть на этом месте Виктора - тогда через год после его коронации эллинская вера получила бы миллионы новых приверженцев. Но кроме этого - ничего. Юлиан был такой же, как всегда. Он быстро и много, захлебываясь, говорил - мы засиживались до поздней ночи, так как он спорил со мной о смысле тех или иных высказываний Платона, цитировал по памяти классиков и подтрунивал над Максимом, который был полным профаном в литературе и философии. Этот великий маг, всегда общавшийся непосредственно с богами, не снисходил до чтения догадок о том, что ему было доподлинно известно.
15 июня Юлиан отдал приказ двигаться на север вдоль Тигра в Кордуэн и Армению. Поход подходил к концу, и даже Хормизд наконец понял: персидским царем ему не бывать.
16 июня мы свернули лагерь. Юлиан предложил мне сопровождать его в пути. Лишь прочитав его дневники, я понял, что то был великий актер - в тот день он казался героем из легенды, его энергия била через край. Борода и волосы Юлиана выгорели под солнцем и стали пшеничного цвета, руки и ноги сильно загорели, но лицо было ясное и безмятежное, как у ребенка; даже нос перестал шелушиться, и казалось - голова Юлиана изваяна из эбенового дерева. Впрочем, мы все загорели дочерна, кроме бедных галлов - они под солнцем только обгорают докрасна, и у них слезает кожа. Многие из них пострадали от солнечного удара.
Вьехав на выжженный холм, Юлиан вдруг весело сказал:
- А ведь не так уж все плохо. Наш поход кончился удачей, хотя и не в том смысле, как я предполагал.
- Потому что Хормизд не стал персидским царем?
- Да, - кратко ответил он.
Тут к нам подъехал трибун Валент - за весь персидский поход это была наша вторая и последняя встреча. Он был недурен собой, хотя по части неопрятности мог бы перещеголять любого солдата. Находясь рядом с Юлианом, он сильно робел:
- Август, разведка сообщила, что с севера к нам приближается армия.
Услышав это, Юлиан ударил коня пятками и понесся в авангард, до которого было добрых две мили. Через полчаса небо потемнело от поднятой пыли, и по рядам пронесся слух: это Прокопий! Но Юлиан не хотел полагаться на авось: мы тут же разбили лагерь, окружив его тройным кольцом щитов, и стали ждать, чья же это армия - Прокопия или Шапура. |