- Поговорим, - произнес он, как всегда, когда оставался наконец с друзьями.

И мы с Юлианом начали диспут о диалоге Платона "Федон". Какова истинная природа души? Какие формы она принимает и как возвращается к Серапису? Я углубился в философию, Максим - в таинства. Юлиан отдал предпочтение Максиму, и я не могу его в этом винить: я мог предложить ему только холод и уныние, в то время как Максим дарил надежду на счастье в загробном мире. Они вместе вспоминали непонятные мне митраистские пароли и сцены из таинств Деметры. Общение с Максимом очень скрасило последние минуты Юлиана. Я же, как всегда, не сумел даже показать ему свою любовь и только сыпал цитатами из Платона, как школьный учитель. Никогда в жизни я еще не был столь несостоятелен.

Незадолго до полуночи Юлиан попросил холодной воды. Каллист принес ее и поднес чашу к губам умирающего, но тут вдруг из раны хлынула черная, свернувшаяся кровь. Юлиан громко вскрикнул и схватился за бок, будто пытаясь голой рукой удержать ускользающую жизнь, а затем потерял сознание. Хирурги пытались закрыть рану, но безуспешно: кровотечение остановилось только само собой.

Несколько минут Юлиан лежал, закрыв глаза, и с трудом дышал. Я до сих пор помню кровь, запекшуюся в волосах у него на груди, будто на шкуре только что убитого зверя, и как резко выделялась загорелая шея на фоне белого, как мрамор, торса. Запомнился мне и блеск этой дурацкой железки, торчавшей у него в боку. Я, помнится, подумал: и такого пустяка достаточно, чтобы убить человека и изменить ход мировой истории?

Наконец Юлиан открыл глаза и прошептал: "Воды". Каллист поддерживал его голову, пока он пил; на этот раз хирурги не возражали. Выпив чашу до дна, Юлиан повернулся ко мне и Максиму, будто ему пришло в голову что-то очень интересное и он хочет поделиться с нами этой мыслью.

- Да, Юлиан? - склонился над ним Максим, жадно ловя звуки. - Да?

Но Юлиан, похоже, передумал. Он отрицательно покачал головой, закрыл глаза и без труда откашлялся. Он умер. Каллист почувствовал, как тело у него на руках обмякло, и с криком отскочил от постели. Труп тяжело упал на спину, загорелая рука вяло свесилась с кровати. Львиная шкура вся пропиталась кровью. Никто уже ею не воспользуется, пришла мне в голову дикая мысль, и в этот момент один из хирургов произнес:

- Август умер.

Каллист зарыдал, а немой, сидевший у изголовья, горестно замычал. Максим закрыл глаза, будто от боли. Ему не требовался пророческий дар, чтобы понять: дням его величия настал конец.

Я послал Каллиста за Салютием. Пока мы ожидали его, хирурги извлекли из тела копье. Я попросил разрешения на него взглянуть и как раз держал в руках, когда пришел Салютий. Бросив взгляд на распростертое тело, он отрывисто приказал Каллисту:

- Немедленно собери генералов.

Тут Максим вдруг издал какой-то громкий мелодичный звук и выбежал из палатки. Позднее он мне рассказывал, что видел призраки обнявшихся Юлиана и Александра в воздухе на высоте нескольких футов. От этого видения он пришел в неистовый восторг.

Прикрыв тело плащом, хирурги удалились. Вслед за ними ушел и немой. Больше его никто не видел. В палатке остались только мы с Салютием.

Я показал ему копье, которое все еще держал и руке:

- Вот чем его убили.

- Знаю.

- Это римское копье, - заметил я.

- И это понятно. - И мы переглянулись.

- Но кто это сделал? - спросил я. Салютий не ответил. Он приподнял входное полотнище. Снаружи при свете раздуваемых горячим ветром факелов собирались генералы. От смолистого дыма у меня защипало в глазах. Салютий уже хотел выйти к ним, когда я спросил:

- А Юлиан знал, что это римское копье?

- Как он мог не знать? - пожал плечами Салютий, и за ним хлопнуло полотнище палатки.

Я глянул на тело, лежавшее на кровати. Оно было покрыто пурпурным плащом, из-под которого торчала только одна смуглая ступня.