- Говорят, он теперь очень богат, и есть такие, кто к нему захаживает, но я не из их числа.
- А как он сумел разбогатеть?
- Откупы. Субсидии из императорской казны. Поговаривают, что он весьма неглуп. Вообще-то Каллист родом из наших краев, он сын раба, принадлежавшего моему двоюродному брату. Он вернулся сюда недавно, лишь несколько лет назад, сразу же после смерти императора Валентиниана. Говорят, у Каллиста есть при дворе связи, но это меня не касается.
Каллист и в самом деле оказался богачом. Дом у него гораздо больше и роскошнее, чем у моего бывшего ученика. Одетый с умопомрачительной элегантностью слуга-сириец провел меня через два широких двора в маленький прохладный атриум, где меня поджидал Каллист. Приветливо поздоровавшийся со мною хозяин показался мне совершенно незнакомым. Не помню, как выглядел Каллист раньше, но теперь это благообразный господин средних лет, который выглядит гораздо моложе своего возраста. По всему видно, сколько внимания он уделяет своей внешности: густые волосы искусно подкрашены, телосложение без намека на полноту, манеры безупречные, пожалуй, даже слишком - ты понимаешь, что я имею в виду.
- Как я рад тебя вновь увидеть, милый мой Приск! - Он заговорил со мной как с равным, даже как с близким другом! Я ответил робко, более того - подобострастно, как и подобает бедняку в разговоре с богачом. Приняв мой тон за нечто само собой разумеющееся, он пригласил меня садиться и, припомнив одну из своих прежних обязанностей, собственноручно налил мне вина.
Некоторое время мы перебирали наших общих знакомых - тех, кто умер, и еще здравствующих; у людей наших лет первые составляют большинство. Невитта, Салютий, Саллюстий, Иовиан, Валентиниан и Валент умерли, а вот Виктор по-прежнему служит в Галлии, Дагалаиф - в Австрии; Аринфей недавно вернулся в Константинополь, поселился в предместье города и предался пьянству. Затем мы вспомнили персидский поход и золотую пору юности (или, для меня, славную пору зрелости). Мы с печалью в сердце помянули тех, кто погиб в этом походе, и затем я свернул разговор на Юлиана и заговорил о его смерти. Я коснулся его записок и рассказал, что они у тебя и ты намерен их опубликовать. Он уклончиво ответил, что знал о том, что император пишет записки, и никак не мог понять, куда они могли деваться. Я объяснил куда, и он заулыбался. Вот тут я и сказал:
- Кроме записок был, разумеется, еще и дневник.
- Дневник? - встревожился Каллист.
- Да, дневник. Он вел его втайне от всех и держал в том же ларце, что и записки.
- Я ничего об этом не знал.
- Этот дневник на многое проливает свет.
- Не сомневаюсь. - Теперь Каллист нахмурился.
- Император знал, что против него составлен заговор, и даже знал, кто в нем участвует. - Что-то в поведении Каллиста побудило меня присочинить.
- Не было никакого заговора! - мягко возразил Каллист. - Государя убил персидский конник.
- Который так и не явился за наградой?
- Может быть, его тоже убили, - пожал плечами Каллист.
- Тогда почему этот персидский конник был вооружен римским копьем?
- Иногда это бывает. В бою приходится хватать то оружие, которое попадает под руку. Мне лучше знать, я был рядом с Августом и видел перса, который его заколол.
Такого я не ожидал и удивленно спросил:
- Почему же на вопрос Юлиана, видел ли ты, кто его ударил, ты ответил отрицательно?
Каллист и глазом не моргнул.
- Но я же точно видел этого перса. - Это прозвучало вполне правдоподобно, но он добавил: - И сказал об этом Августу.
- Да ведь мы с Максимом своими ушами слышали, как ты сказал, что не видел, кто нанес удар.
Каллист снисходительно покачал головой:
- Прошло столько лет, Приск. Память нас подводит.
- Ты имеешь в виду мою память?
- Мы оба уже немолоды. |