Жун Лу был вне себя. Он сорвал с головы шляпу и бросил ее на пол перед ней и, схватив свои волосы, вырвал две пряди.

— Я не забуду свое место, — сказал он сквозь зубы, — но ты все еще приходишься мне родственницей, той, которой я давно отдал свою жизнь. Конечно же, я имею право сказать, что ты дура. Несмотря на всю твою красоту и твою власть ты, даже ты, можешь быть дурой. Я предупреждаю тебя, что, если ты послушаешь эту каменную голову, Ган Ни, который не имеет знания о настоящем, а живет в тех веках, которые ныне уже мертвы, и если ты послушаешь главного евнуха и ему подобных, тогда я скажу, что ты уничтожаешь себя и вместе с собой всю династию. Ох, послушай меня, послушай меня…

Он сложил руки вместе, заклиная ее, и не отрываясь смотрел в лицо, которое он все еще обожал. Их глаза встретились и слились, он увидел, что ее воля дрогнула, и не осмелился говорить, чтобы не разрушить to, что он уже сделал.

Она заговорила слабым голосом:

— Я спросила принца Цина, что он думает, и он сказал, что, несомненно, отряды боксеров могут быть полезны.

— Один я осмеливаюсь говорить тебе правду, — сказал он. — Он сделал шаг вперед и засунул руки за пояс, чтобы не протянуть их к ней. — В твоем присутствии принц Цин не осмеливается говорить то, что он говорит мне наедине — что эти боксеры — самозванцы и обманщики, невежественные грабители, которые пытаются подняться к власти через твое одобрение. Но какой мужчина поклонится тебе так, как я?

Его голос ослаб, и его слова прозвучали сухим шепотом. Она опустила голову. Он по-прежнему сохранил над ней власть. На протяжении всей их жизни его любовь удерживала ее.

— Обещай мне, по крайней мере, что ты не сделаешь ничего, не сказав об этом мне, — настаивал он, — это небольшое обещание.

Он призывал ее, а она все еще молчала.

— Награда — единственная, какую я прошу.

Он подождал некоторое время и, пока ждал, не отводил глаз от ее опущенной головы. А она никак не поднимала голову, она видела его ноги, прочно стоящие на земле, сильные ноги в бархатных сапогах, наполовину скрытые длинным голубым атласным халатом. Они всегда верно служили своему хозяину.

Она подняла голову:

— Я обещаю.

— Ваше величество, — сказал Ган Ни, — вы поступаете неправильно. С возрастом ваше сердце смягчается. Вы не позволяете расправиться даже с иностранцами. Однако достаточно лишь вашего слова, и они уйдут, исчезнут даже их собаки и куры, а от их жилищ не останется камня на камне.

Его шпионы донесли ему, что Жун Лу был его врагом, и он поспешил прийти на аудиенцию. Императрица отвернула голову.

— Я очень устала от вас всех, — сказала она.

— Но, ваше высочество, — призывал он, — теперь не время для усталости. Это час победы. Вы и пальцем не пошевельнете. Только скажите слово, и другие сделают вашу работу. Мой сын присутствовал вчера на театральном представлении, он говорит, что все обсуждали глупость, которую сделал Жун Лу, позволив иностранным войскам войти в город. Во многих провинциях ждут, когда придет время нанести удар по западному врагу. Мы ждем вашего слова — только вашего слова, ваше высочество.

Она покачала головой:

— Я не могу сказать его.

— Ваше величество, — говорил Ган Ни, — прошу вас извинить Дуаня. У него грубые манеры солдата, но он на нашей стороне, хотя он и китаец.

— Эта правая рука, — похвалился Дуань и выставил свою толстую мускулистую правую руку.