Покажи мне пакет. Жун Лу покачал головой:

Это для Муянги.

И все равно мне известно, что внутри. Через девять дней вместе с кузиной Сакотой я должна пойти во дворец.

Его черные глаза загорелись под тяжелыми бровями:

— Откуда ты знаешь?

Орхидея отвела взгляд, и ее продолговатые глаза скрылись под прямыми черными ресницами.

Китайцы все знают. Вчера я остановилась на улице, чтобы поглазеть на бродячих актеров. Они играли «Наложницу императора». Эту старую пьесу они подновили. «В шестую луну, на двадцатый день, — говорилось в пьесе, — маньчжурские девушки должны предстать перед вдовствующей матерью Сына неба». Сколько нас в этом году?

Шестьдесят, — ответил он.

Орхидея подняла прямые длинные ресницы, черные над ониксовыми глазами:

Я одна из шестидесяти.

Не сомневаюсь, что в конце концов ты окажешься первой.

Его голос, такой низкий, такой тихий, вошел в ее сердце как пророчество.

Где бы я ни была, — прошептала она, — ты будешь рядом со мной. Я добьюсь этого. Разве ты мне не родич?

Они долго смотрели в глаза друг другу, забыв обо всем на свете.

Сурово, как будто не слыша ее слов, Жун Лу произнес:

Я приходил просить твоего опекуна разрешить мне взять тебя в жены. Не знаю, как он поступит теперь.

Вправе ли он не подчиниться императорскому приказу? — спросила Орхидея.

Она отвела глаза, а затем своей удивительно грациозной походкой прошла к длинному столу из черного дерева, который стоял у одной из стен. Между двумя высокими медными подсвечниками, под картиной с изображением святой горы By Тай, в горшке цвели желтые орхидеи.

Они раскрылись сегодня утром. Это императорский цвет, и это знак, — прошептала она.

Теперь для тебя все — знак, — сказал он.

Орхидея повернулась к нему, в ее глазах сверкнул гнев:

Разве долг не велит мне служить императору, если я буду выбрана?

Она вздохнула, взяла себя в руки и мягко добавила:

Если меня не выберут, я стану твоей женой.

В комнату вошла Лу Ма и посмотрела сначала на одного, потом на другую.

Ваш дядя проснулся, молодая госпожа. Он говорит, что будет завтракать в постели. А ваш родич пусть к нему войдет.

Служанка удалилась, и было слышно, как она застучала посудой на кухне. Дом просыпался. Мальчишки ссорились на внешнем дворе у ворот. Из спальни донесся жалобный зов:

Орхидея, старшая сестра! Я нездорова. У меня болит голова…

Орхидея, — повторил Жун Лу. — Теперь для тебя это слишком детское имя.

Она топнула ногой:

Это пока что мое имя! И почему ты еще здесь? Выполняй свой долг, а я буду выполнять свой.

Орхидея стремительно бросилась прочь из комнаты. Стражник увидел лишь, как она отодвинула занавеску и скрылась.

Она знала теперь наверняка: она поедет в Императорский город и будет, должна быть выбрана. В один миг она разрешила сомнения долгих дней: стать женой Жун Лу, матерью его детей — многих детей, потому что оба, и он и она, пылали страстью, или быть императорской наложницей. Но Жун Лу любил лишь ее одну, ее же любовь, хотя и принадлежала ему, требовала чего-то большего. Чего же? Это она узнает в день императорского вызова.

На двадцать первый день шестого лунного месяца Орхидея проснулась в Зимнем дворце Императорского города. Она вспомнила, о чем думала, засыпая вчера.

— Я в стенах Императорского города!

Ночь кончилась. Пришел день, великий и значительный, наступления которого она тайно ждала с раннего детства, с той поры, как старшая сестра Сакоты навсегда покинула дом и стала императорской супругой. Она умерла, не успев возвыситься до императрицы, и никто из семьи никогда больше ее не видел.