Она посмотрела в осколок зеркала, висевший над столом. В нем отразились только ее необыкновенные глаза, живые и темные. Она гордилась своими глазами, хотя никогда этого не показывала. Если соседки заговаривали о ее бровях, похожих на мотыльки, о глазах, напоминавших очертаниями два листа, то Орхидея, казалось, не слышала их. Но слышала она все.
— Да, — продолжала старуха, глядя на нее. — Я всегда говорила, что у вас, молодая госпожа, особая судьба. Она в ваших глазах. Мы должны повиноваться императору, Сыну неба. А когда, моя драгоценная, вы станете императрицей, то будете помнить и заботиться о нас.
Орхидея засмеялась мягким сдержанным смехом:
— Я буду только наложницей, одной из сотен!
— Вы будете тем, чем прикажет Небо, — заявила старуха.
Она взяла у девушки полотенце и повесила его на гвоздь. Затем подняла таз и осторожно выплеснула воду во двор.
— Причешитесь, молодая госпожа, — сказала она, — сегодня утром придет Жун Лу. Он говорил, что, возможно, именно ему поручат нести золотой вызов.
Орхидея не ответила и с присущей ей грацией прошла в спальню. Бросив взгляд на кровать, увидела, что сестра все еще спит. Ее тоненькая фигурка вырисовывалась под одеялом. Распустив свои длинные черные волосы, Орхидея стала расчесывать их деревянным китайским гребнем, надушенным благовонным кассиевым маслом. Потом закрутила волосы в два кольца над ушами и в каждое из колец воткнула маленький цветок, сделанный из жемчужин, увитых тоненькими листиками зеленого нефрита.
Еще не закончив туалет, Орхидея услышала в соседней комнате шаги своего родича Жун Лу. Затем раздался его голос, низкий даже для мужчины. Он спрашивал ее. Впервые в жизни она не вышла к нему сразу. Оба они были маньчжурами, и древний китайский обычай, запрещавший встречаться мужчине и женщине старше семи лет, на них не распространялся. Орхидея и Жун Лу вместе играли в детстве, а когда оно прошло, стали друзьями-кузенами. Теперь юноша был стражником у ворот Запретного города. Эта служба отнимала много времени, и он не мог часто приходить в дом Муянги. Однако Жун Лу всегда присутствовал на праздниках и днях рождения, а два месяца назад на китайском Празднике весны заговорил с ней о женитьбе.
В тот день она не отвергла его, но и не дала согласия. Только улыбнулась своей ослепительной улыбкой и сказала:
Зачем ты говоришь со мной, — ты должен вести разговор с моим дядей.
Ты моя кузина, — напомнил он.
Но ведь троюродная, — возразила она.
Так Орхидея не сказала ничего определенного. Однако разговор не забыла и вспоминала его постоянно, чем бы ни была занята.
Вздохнув, она отодвинула занавеску. Жун Лу стоял в главной комнате, широко расставив ноги, высокий и крепкий. В другой день он снял бы свою круглую лисью шапку стражника, а может быть, даже и тунику, но сегодня он пришел не по своей воле. В руках он держал пакет, завернутый в желтый шелк.
Орхидея увидела пакет сразу, и он понял это. Они всегда угадывали мысли друг друга.
Он спросил:
Ты узнаешь императорский вызов?
Было бы глупо не узнать, — ответила она.
Они никогда не обращались друг к другу официально, никогда не обменивались любезностями, не манерничали. Они знали друг друга слишком хорошо. Не отводя от нее глаз, он спросил:
— Мой родич Муянга уже проснулся?
Так же прямо глядя ему в глаза, Орхидея ответила:
Ты же знаешь, он не встает раньше полудня.
Сегодня должен встать, — сказал Жун Лу, — мне требуется его подпись как твоего опекуна.
Она повернула голову и позвала:
Лу Ма, разбуди дядю. Пришел Жун Лу, ему нужна дядина подпись.
А-а-ай, — вздохнула старуха. Орхидея протянула руку:
Покажи мне пакет. |