Сколько я ни приказывала жечь целебные травы, так что их густой дым заволакивал залы, как ни молились и ни изгоняли монахи злых духов — сеятелей недугов, — избежать заразы не удалось. После многочисленных чиновников с тяжелой лихорадкой слегла и я. Меня перенесли в павильон Круга Бессмертных, где я и потеряла всякое представление о времени.
У ложа вставали неясные тени. Плач и шепот доносились до меня, подобно отдаленному рокоту волн. Я бродила по темным зеленоватым переходам мира, где осталось всего два времени года: зима леденила меня, а лето укладывало на раскаленную жаровню. Внезапно я пересекла горизонт и увидела серебряное небо, усыпанное мириадами таинственных огоньков. Чуть позже я поняла, что это верх моей кровати, затянутый расшитым бархатом, и кое-как повернула голову. В тусклом свете ночника я с трудом разглядела Простоту и Процветание. Они спали на полу, обнявшись, как истерзанные отчаянием дети. Меня охватило живейшее волнение. В голове замелькали картинки. Я вспомнила, как Процветание утирал мой раскаленный лоб, меняя ледяные полотенца, а Простота кормил, взяв на руки. Созерцая эти два прекрасных бледных лица, я думала о том, что у бедных мальчиков нет будущего: Двор сына отомстит любимцам матери. Сегодняшняя роскошь завтра обратится в нищету. В нынешней славе заложено грядущее наказание.
Снаружи ветер раскачивал подвешенные под крышей колокольчики. От их звона мой павильон казался еще более зловещим.
Интересно, какое у нас время года? Неужели я еще жива? А может, уже похоронена навеки? А мои юные любовники, неподвижно приникнувшие к ложу, — просто жертвы и два духа, плененных в моей гробнице?
Луна то округлялась, то худела. Сильные настои, прописанные мне лекарями, справились с лихорадкой, однако нарушили равновесие внутренних токов. Скрутила ужасающая колика. Каждое утро Наследник и советники простирались у моего крыльца. Не желая показывать им перекошенное страданием мертвенно-бледное лицо и до безобразия исхудавшее тело, я гнала всех прочь. Но я еще не умерла. Моему сыну придется подождать.
Подобно шелковичному червю, свернувшемуся в плотном коконе, я позволяла себе кутаться в нежные заботы своих любовников. Закатав алые рукава так, что я видела их подбой цвета сливы, Простота носил меня в купальню и мыл, Процветание, роняя слезы, протирал мои струпья зеленым платком. Простота стоял над жаровней, где кипел настой, и огонь отбрасывал на его щеки алые отблески пламени. Гранатовые уста Процветания дули на горшочек горячего супа, заправленного кориандром, тонкие пальца Простоты пощипывали семь поперечных струн цитры. Процветание стоя играл на бамбуковой флейте. Медленно и постепенно равновесие в моем теле восстанавливалось. Я вновь обрела аппетит и дар речи. Видя, что я вне опасности, Процветание и Простота вернулись к себе в жилища за пределами Запретного дворца. В первую ночь, видя, что они уже не спят у моего ложа, я не могла сомкнуть глаз. Отсутствие мальчиков пробудило во мне ревность. Я представляла, как Простота целует красивую наложницу, а Процветание, уже изрядно выпив, позволяет себя раздеть.
Не вставая с ложа, я вновь принялась за государственные дела. Дознаватели обвиняли братьев Чжань в том, что они лелеют мрачные планы захвата власти. Какой-то физиономист якобы увидел в лице Процветания черты императора. Получив образование, юноша как будто должен был бы возвести в провинции Динь храм, чье астральное положение благоприятствует возведению на трон.
Собравшись у дверей моей опочивальни, дознаватели во весь голос требовали немедленного задержания предполагаемого преступника. Стоя на коленях у моего ложа, Процветание, не в силах сказать ни слова, проливал потоки слез. В конце концов я уступила требованиям законников при условии, что допрос будет проходить у меня во дворце.
Евнухи сновали туда-сюда и рассказывали мне, как идет дознание. Вскоре мне сообщили, что Процветание отказался отвечать на вопросы. |