При Дворе Лю Цзянь Дао утратил титул Великого советника за то, что был близким другом Шань Гуан Юя. Я приказала сослать всех государственных мужей, на кого падала хоть малейшая тень подозрения.
Государя сильно уязвило предательство тех, кого он считал честными людьми. Приказав Шань Гуан Юю составить указ о низложении, он действовал под влиянием гнева. Какой же сейчас страх он испытывал при виде того, что семейная ссора обернулась раскрытием обширного заговора. И в самом деле, когда я отказалась предоставить Гармонии титул наложницы, рассерженный Маленький Фазан вдруг обнаружил, что моя власть не уступает его собственной. Видя, что меня почитают и превозносят при Дворе, он был изрядно уязвлен, как это часто бывает с мужьями, недовольными славой супруги.
После нашего примирения я стала еще больше следить за каждым своим словом и поступком. Я упрекала себя в том, что пренебрегала мужской гордостью и щепетильностью государя. Происшедшее окончательно отвратило Маленького Фазана от политики. Вдобавок его мучили головные боли и подагра. Истерзанный этими недугами, он больше не мог сосредоточиться на государственных делах. Под предлогом того, что в Империи царят мир и процветание, он отменил «Приветствия», ежедневно проводившиеся с восходом солнца, и отныне чиновники собирались лишь раз в два дня. Вскоре, утомившись задавать вопросы и вести переговоры в Суде, он предложил установить за своим троном ширму, а там — мое кресло.
Уже с давних пор было известно, что государь ничего не решает, не испросив у меня совета, а потому во время слушаний гонцы-евнухи так и бегали меж Внешним дворцом и Женскими покоями. Из-за этой беготни правительство теряло время, а срочные приказы задерживались в Канцелярии. Никогда еще за всю историю династий Императрица не правила, скрываясь за пологом, при жизни супруга. Однако после казни Шань Гуан Юя советники боялись моего гнева. А потому большинством голосов был одобрен необычный проект: я впервые пересекла порог Женских покоев и отправилась на слушания вместе с супругом.
Первый год эры под девизом «Увенчанного Неба» был отмечен освящением горы Тай. Это праздничное событие изгладило из памяти Двора тени казненных преступников. Миру было даровано великое воспоминание, и многие из ссыльных чиновников почувствовали, что их возвращение в Столицу не за горами. Мои родичи из отдаленных пределов тотчас возопили, моля о разрешении принести мне свои поздравления. В середине седьмой луны двое мужчин, терпеливо ожидавших очереди в Имперской харчевне, получили возможность пасть к моим ногам. По обычаю, они предложили мне то, чем богат край, где они жили.
Я соблаговолила пригласить их на семейную трапезу с Матерью, Гармонией, а также Разумом во Внутреннем дворце. В большой комнате с поднятыми на окнах занавесами было довольно сумрачно. Венчики цветов шелестели под ветром, донося до нас горьковатый аромат. Танцовщицы размахивали рукавами оранжевых и сиреневых одеяний из парчи. Голоса певиц грустили о том, как дикие гуси улетают в дальние страны.
Евнухи принесли вино личи, привезенное моими двоюродными братьями. Старший из двух братьев встал, наполнил вином кубок и протянул его мне. Я велела Гармонии проверить, какова его температура, ибо согласно легенде это вино следует пить очень прохладным. Госпожа удела Хань, встав, осушила кубок:
— Изумительно.
Ее голос захлебнулся. Мучительная конвульсия скрутила тело Гармонии, и она, испуская резкие хрипы, покатилась по полу. А потом замерла и больше не шевелилась. Прибежали евнухи и служанки. Я стала кричать, что совершено убийство, и велела схватить двоюродного брата. Мать потеряла сознание, Разум перевернул окоченевшее тело сестры. Ее лицо заливала черная кровь. Моя племянница была мертва.
На следующий день было полнолуние. Традиционное пиршество середины осени отменили. Император ужинал со мной с глазу на глаз, пытаясь утопить отчаяние в пьяных слезах, и обещал мне приговорить к смерти обоих родичей, пытавшихся меня отравить. |