Кризис, который уходил корнями в конец июня, когда Временное Правительство начало свои разборки с анархистами, выплеснулся на улицы 2-го июля. И только 4-го июля в Петроград срочно вернулся, вызванный запаниковавшими "соратниками", "находившийся на отдыхе" Ленин. Следовало что-то срочно предпринять. Но что? Ленин, который уже привык к тому времени ежедневно "общаться с массами" посредством "речуги", которую он обычно "толкал" с балкона кшесинского особняка, в этот раз, потолкавшись среди столпившихся у большевистсткой штаб-квартиры солдат 1-го Пулемётного, понял, что ничего не выйдет, его выступление было бы лишь потерей лица. Остановить "заведшихся" солдатиков было невозможно, кто хоть раз имел дело с толпой, тот поймёт, о чём я говорю, пулемётчики, чтобы не ехать на фронт, были готовы буквально на всё, они готовы были свергать кого угодно, хоть Временное Правительство, хоть самого чёрта. Ленин на балкон не полез. Он покрутился на площади, "поговорил" с содатами и – исчез. Следующий раз он появится перед толпой только почти через четыре месяца – 26-го октября 1917 года.

Ну, а пока, как гласит известная народная мудрость, если ты не можешь сопротивляться то ли насильнику, то ли обстоятельствам, остаётся одно – расслабиться и получить удовольствие. Или, как гласит популярная у оказавших на умы россиян столь большое влияние англичан поговорка: "Can't beat them? Join them!" Большевики решили, что, раз уж толпу не удаётся остановить, то следует, если не возглавить её, то хотя бы присоединиться к ней. Большевистская организация присоединилась к "порыву масс". Речи о захвате власти в государстве не может даже и идти. Большевики в тот момент если и думали о какой-то власти, то лишь о власти в Совете.

Далее последовали известные события – поддавшийся всеобщему психозу Петроград вышел на улицы. В демонстрациях приняло участие до полумиллиона человек. У Таврического дворца, где находился Петроградский Совет, собралась гигантская толпа. Чего она хотела, понять было невозможно, каждый требовал своего. Толпа была едина в одном – ей не нравилось сложившееся положение вещей. Соответственно и случиться могло всё, что угодно. Временное Правительство зашаталось. В кулуары Совета сбежались все, кто считал себя хоть каким-то боком причастным к "большой политике". Среди прочих была там и вся "головка" большевистской партии. Все ждали – куда качнётся.

Не качнулось никуда. Покачалось и успокоилось. Устаканилось. Как это было не раз в истории государства российского – покричали и разошлись. До следующего раза. "Июльский кризис" закончился пшиком.

Власть даже не отдала анархистам вожделенного Железнякова.

Империя – 11

События на фронте и в столице имели своим следствием следующее: в стране как-то разом прошла эйфория. В стране, которая с марта месяца была похожа на разворошённый муравейник, где каждый мечущийся мурашик хотел чего-то своего, невыговариваемого, каковое невыговариваемое воплощалось в туманный облик некоей "свободы", причём даже и под "свободой" каждый понимал своё, так вот лихорадочное это состояние всеобщего братания и нездоровых восторгов "общества" по самым нелепым поводам, улетучилось в течение нескольких жарких июльских деньков. Россия протрезвела.

Страна глянула вокруг себя и увидела весьма неприглядную картину. Одним из самых неприятных элементов пейзажа оказалась фигура вчерашнего "спасителя Земли Русской", как ещё за пару дней до того величали Керенского газеты. Король оказался голым. Да не просто голым, его нагота выглядела до того непристойной, что все скривились и отвели взгляд в сторону. Всем вдруг стало стыдно. Керенский на поверку вышел тем, кем он всегда и был. Фигура его не просто сдулась, всем без всяких газет вдруг стало ясно, что на посту военного министра и фактически главы Временного Правительства оказался фат и пошляк.