Под нож шли все, "чья голова выше чеки колеса телеги". Человечество уже попробовало жить так, однако обнаружило, что это попросту неразумно. Неразумно вовсе не потому, что кому-то стало кого-то жалко, неразумно не из неких абстрактых гуманистических соображений, жизнь человеческая никогда не ценилась высоко, ни тысячу лет назад, ни сто, не ставилась она ни во что вчера, не ставится она и в грош и сегодня.
Ценится лишь собственная жизнь, собственная такая драгоценная шкура. Своя, и ничья больше. Ценится выше любой ценности на грешной нашей планете, и ценится не только отдельным человеком, но ценится и государством. Не только отдельно взятый человек понимает, что, как бы ни был он силён, противостоять даже нескольким подросткам, сбившимся в банду, он не сможет, но и государство понимает это не менее отчётливо – союз всегда сильнее одного. И ладно бы только сильнее, дело ведь ещё и в том, что как только мой народ вступает в некий союз, то тут же обнаруживается следующая приятность – если мой вчерашний враг попробует на меня напасть, то дело он будет иметь не только со мною. Плечом к плечу встанут рядом со мною мои новые братья, хотя говорят они на другом языке и поклоняются другим богам. Встанут, чтобы защитить меня (МЕНЯ!) хотя ещё вчера мы друг друга не знали и знать не хотели. Они были могущественны, а я пребывал в ничтожестве. И вот сегодня, в день, который ещё вчера был бы моим последним днём, они здесь, они пришли и они готовы за меня умереть.
Вот здесь, в этом "умереть", суть Империи. Суть – в честности. Один за всех и все за одного. Не на словах, а на деле. "До самыя до смерти." Империя честна. Да по другому и быть не может. Что может быть честнее крови? А Империя зиждется на крови – на крови, которой подписан завет союза народов и на крови, пролитой СОВМЕСТНО в борьбе не только с личным врагом, но и с врагами Империи.
Идея Империи, воплощённая в Риме, причём совершенно неважно, насколько реальный Рим соответствовал нашим нынешним представлениям о нём, оказалась настолько притягательной, что вот уже более тысячи лет идёт борьба за право даже не быть, а хотя бы только называться "Римом". Богу ли, Истории, Провидению, я не знаю кому, но кому-то было угодно, чтобы вышло так, что имперская идея Рима оказазалась неразрывно связанной с христианством. Одна идея наложилась на другую. Они идеально совпали, паз вошёл в паз с нечеловеческой точностью и сегодня представить себе одно без другого почти невозможно. Сама по себе идея Империи ведь внерелигиозна и в истории человечества были попытки имперского строительства помимо Рима, но что-то было в них не так, какой-то присутсвовал изъян, что-то такое, что не позволило им занять место в умах человеческих, место, которое занимает Рим даже и сегодня, в наш бездуховный страшный век.
Что-то такое, чего не выговорить словами, подсказывает людям не просто далёким, но и даже чуждым христианству, что без Империи человечеству просто не выжить. Что только Империя означает путь вверх, а всё остальное – вниз. Чего только не перепробовали люди, а жизнь вернула их опять туда, где всё начиналось. И выбирать, собственно, больше не из чего. Или Рим, или Вавилон.
Империя – 2
Говоря об Империи мы не можем избежать религиозного спора. Тяжба о наследстве Рима – это тяжба о Боге. Народ, который построит Империю, не докажет на словах, но явит миру свою богоизбранность. То, что государственные деятели даже и в наши дни сплошь и рядом прибегают к религиозной риторике, лишний раз указывает именно на это. Единой христианской цивилизации не существовало вчера, во время религиозных войн, не существует её и сегодня. Причина современных войн отнюдь не в некоем "жизненном пространстве" и уж совершенно точно не в "нефти", причина эта конкретна донельзя и солдат Третьего Рейха, солдат гальванизированной Священной Римской Империи, даже умирая на поле боя, уже не видя и не слыша ничего, мог нащупать скользкими от собственной крови пальцами выпуклые как в букваре Брайля буквы на пряжке своего ремня, и буквы эти складывались в слова Gott Mitt Uns. |