Адриана видела не так, как обычный человек. Особым органом восприятия, более совершенным, нежели глаза любого смертного, она могла наблюдать, как эфир, замысловато преобразовываясь, обретал материальные формы, она видела состоявших у нее на службе джиннов, которые легко и бесшумно скользили в эфирном пространстве.

Этот орган восприятия не был похож на человеческий глаз. Эфир не имел оптической реальности, не обладал цветом, тенью, линией. Дарованное ангелами зрение служило ей переводчиком, перелагало язык эфира на язык света. Как переводчик использует уже существующие слова, так и Адриана видела сущностные и несущностные объекты так, словно они были графическим изображением соотношения различных математических величин, иллюстрациями из научного трактата, переданными, если можно так сказать, визуальным языком науки.

Такое видение не смущало ее, стало привычным.

Но Смерть выглядела как смерть. Кожа черными лоскутами прилипла к белым костям черепа, который раскачивался на полуистлевшем позвоночнике. Из щели между пожелтевшими лопатками торчали вороньи крылья, на каждом пере – открытый человеческий глаз. Когтистые пальцы Смерти тянулись к Адриане.

Адриана сидела в оцепенении и пришла в себя за секунду до того, как Смерть на нее набросилась. В самом начале она очень неумело отдавала приказания джиннам, но за годы, проведенные вместе, они настолько сроднились, что не успевала Адриана подумать, как эфирные существа уже исполняли ее команды. Воздух уплотнился и задрожал, вокруг Адрианы и Креси заплясали молнии, и сотня джиннов вступила в схватку со Смертью, они пытались разгадать тончайшие гармонии, из которых она была сотворена.

Смерть разметала их в стороны, и череп оскалился. Защита Адрианы не стала для нее препятствием.

"Наконец-то ты приблизилась ко мне настолько, что я могу до тебя дотянуться", – сказала Смерть.

Она говорила голосом Адрианы, точно так же как и джинны говорили с ней ее собственным голосом.

Адриана возобновила атаку. Смерть на мгновение отступила, но тут же приблизилась вновь, обхватив ее черными крыльями. Адриана успела бросить последний взгляд в сторону Креси, обезумевшей от отчаяния. Креси не видела Смерть, она видела только то, что в воздухе засверкали молнии и появились всполохи пламени.

Стиснутая черными крыльями, Адриана понимала, что умирает. Сердце трепетало в груди, и тело растворялось, превращаясь в пустоту.

Все тело, кроме ее manus oculatus. Эту руку она продолжала ощущать. Она оставалась ее якорем, маяком, источником ее силы. Она нашла эту руку несколько лет назад во сне и прикрепила на место своей сгоревшей кисти. Проснувшись, она обнаружила, что обладает этой рукой и наяву. Через manus oculatus осуществлялась ее связь с джиннами, она была источником ее силы и сверхъестественного зрения. В конечном счете именно рука держала в воздухе колесо Иезекииля, именно она не давала им с Креси задохнуться от недостатка кислорода.

Адриана подняла руку и схватила нечто, что загудело, как задетая струна лютни. Нет, не как струна лютни, а подобно математической формуле, когда-то незавершенной и почти забытой и неожиданно в эту секунду вдруг возникшей в гармоничной целостности. Она потянула нить и извлекла высокий и тонкий звук.

Смерть отпрянула, так ветер подхватывает и уносит истлевшую ветошь. Смерть исчезла.

Адриана пришла в себя, подле нее – на коленях – Креси, тонкая, с исполненным тревоги лицом.

– Адриана, что случилось? Нам все еще угрожает опасность?

Но Адриана вначале выслушала то, что ей сообщили оставшиеся в живых джинны. Она покачала головой:

– Нет. Но мы будем спускаться.

Креси кивнула и повернула нужную ручку.

– Что случилось? – минуту спустя повторила она свой вопрос.

– Тсс, – только и ответила Адриана и закрыла глаза.