Утратив ориентацию, Наполеон крутился в космосе, словно метеор. Небесные звезды огненными пчелами вертелись вокруг. Он уже не ощущал своего веса, уже не различал красных одежд пророка, зато видел маску, сиявшую подобно туманности на фоне звездных полей.

Вдруг она резко надвинулась на него из темноты и приблизилась к уху.

И «красный человек» самым что ни на есть небесным голосом раскрыл Бонапарту его беспримерную судьбу.

Он рассказал все, что Наполеон мечтал услышать.

— Ты станешь императором Франции, — провозгласил нараспев l'Homme Rouge — и это было только начало.

Как долго они пробирались грубо высеченными потайными ходами? Ринда не волновало время: он доверился проводнику и, если на то пошло, своим инстинктам. На вершине восходящей галереи маленький туземец помог ему встать на ноги. Взмокшие от липкого пота, вымазанные пылью паломники позволили себе немного перевести дух. Так же как и внутри Великой пирамиды, перед ними открылся низенький коридор, по которому нужно было ползти, согнувшись пополам; из коридора шотландец и египтянин попали в сердцевину горы. Туземец выпрямился и осветил фонарем своды чертога.

…Ни стен из полированного гранита, ни саркофагов, ни, разумеется, звезд. Пещера напоминала пропорциями царский чертог Великой пирамиды — правда, была гораздо меньше и казалась вырубленной прямо в камне, причем с необычайным усердием.

Туземец поднял фонарь повыше и замер, давая спутнику время осмотреться, после чего указал ему на самую гладкую стену, украшенную на уровне глаз пятью строчками иероглифического текста.

Ринд пробежал по нему глазами, но из-за скромных познаний сумел прочитать лишь некоторые символы: перепелят, рябь на воде, сложенные платки… коленопреклоненных мужей, присевших на корточки женщин, стоячие свитки и прочие идеограммы; похожий на знамя знак, представлявший бога… солнечный диск… имперскую пчелу… и на вершине — царское имя Аменхотепа Третьего — Небмаатра, повелителя истины, почтительно заключенное в картуш.

Напрягая память, он попытался прочесть послание, но быстро сдался.

«Во время правления Аменхотепа Третьего… Я… что-то сделал… могила… рабочий… женщина…» И вроде бы: «солнце»?

Ринд повернулся к проводнику и с бешено бьющимся сердцем хрипло спросил:

— Что… что здесь написано?

Туземец кивнул, откашлялся и с превеликим наслаждением произнес древний текст в том же виде, в каком его передавали в течение многих веков, осторожно осовременивая, но ничего не меняя: «Я, рудокоп времен Аменхотепа Третьего, хороню здесь свою жену, сиявшую, как само солнце. Она была для меня богиней. Пожалуйста, не говорите фараонам».

— France… Armeé… Tete d'armée… Joséphine… — прошептал Наполеон.

Веки его задрожали; он чувствовал себя как человек, которого грубо тащат сквозь толщу времени, вырывают из грез. В лицо ему словно брызнула вода — может, то были дождевые капли. Казалось, грудь разверзлась и выпустила наружу огромный пчелиный рой. И снова раздался тот неприятный, назойливый голос с небес: «Избави, Господи, раба Своего, как избавил Моисея от руки фараоновой…»

Он дернулся, захрипел, нахмурился и почти прорвался на поверхность, к свету. Но вдруг осознал: там не будет утешения, не будет ничего, что ему так хотелось видеть, — и вновь отступил, все глубже и глубже погружаясь в объятия памяти, в космос, в царский чертог, обратно к чудным пророчествам «красного человека»: «Ты станешь императором Франции. Королем Италии. Хозяином Голландии. Монархом Испании, Португалии и всех иллирийских провинций.