А ещё была Франция. Та самая Франция, император которой вместе со всеми своими родственниками и приближёнными из числа особо доверенных думал о том, что знает его, князя Горчакова! Александр Михайлович не мешал этому наполеониду и даже подыгрывал. Франция превыше всего? О нет, совсем нет. Не Франция сама по себе, хотя во французской культуре, образе жизни было очень много того, что Горчаков считал красивым и достойным заимствования. Но основа была несколько иной. Той самой, ради которой его друзья юности рискнули всем, от положения в обществе до самой жизни. Рискнули и проиграли, потеряв всё или же почти всё. Пятеро были казнены, другие отправились в бессрочную ссылку в Сибирь или, в случае меньшей степени «вины», солдатами на Кавказ, искупать совершённое. И если с Кавказа можно было вырваться, вернуть дворянское достоинство и офицерские чины. проявив себя должным образом в сражениях с горцами, то вот из Сибири… Это уже никак.

«Никак» продолжалось до смерти Николая I... к слову сказать, не совсем естественной. У Горчакова были вполне определённые подозрения – точнее они появились спустя неокоторое время – но обнародовать их он даже не собирался по понятной причине. Смерть императора была выгодна и ему, пусть сам он не был причастен ни прямо, ни косвенно. Зато как только сумел сперва приблизиться к новому императору, а потом и стать для него незаменимым человеком, приложил все силы для того, чтобы вытащить из ссылки тех, кого продолжал считать своими единомышленниками. И вытащил, пускай при этом прикрыл всё это обычным человеколюбием, да и каких-либо явных попыток сближения со старыми друзьями не делал. Понимал опасность подобного для своих не только влияния и карьеры при дворе, но и главного – замыслов. Просто будучи дипломатом и интриганом до мозга костей, Александр Михайлович предпочитал обходные пути. Долгие? Несомненно. Зато эффективные.

Задуманное «декабристами» должно было осуществиться. Только не выводом войск на площадь – явное и парировать легче – а постепенно, шаг за шагом, маскируясь под верное служение монарху-абсолюту. Многое уже удалось сделать. Ещё большее число необходимых шагов было подготовлено, созданы все нужные предпосылки. Тот же несносный Бисмарк, будь он неладен, должен был сыграть необходимую роль в партии, рассчитанной не на годы даже, а на десятилетия! Это не говоря о множестве обычных фигур, далеко не столь опасных как этот «бешеный юнкер», после обучения способный рушить престолы и потрясать устои.

Однако… Последним успехом его, Горчакова, если ничего не изменится, будет именно Бисмарк, который уже сокрушил Данию, тем самым дав толчок Пруссии, пробуждая её от полувекового сна. Той Пруссии, которая должна была, почувствовав знакомый вкус крови и победы, сожрать Австрию, затем как следует напугать и ослабить Францию, толкнув последнюю в объятья России. Там будет неважно, кто из монархов обрушится первым. Важно другое – появляющаяся возможность воплотить то, ради чего умирали на площади, в  петле и вдали от Москвы с Петербургом.  И не сказать лучше, чем ещё один из его однокашников по Лицею: «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена!»

Не то чтобы Горчаков считал себя романтиком и идеалистом, скорее просто видел для России иной путь, основанный на пути, близком британскому, но в то же время сильно отличном. Конституционная монархия, ограничение власти коронованных особ при сохранении всех привилегий аристократии.