Воронихин молчал, поглаживал руки. Потом выключил чайник, отодвинул его в сторону — какое уж тут чаепитие! Рубанов, отвернувшись, смотрел в окно, за которым стояла темная зимняя ночь.

— Тяжело нам будет с вами работать дальше, Юрий Васильевич.

— Что же делать… — Рубанов пожал плечами.

Такой непутевой зимы, как в том году, в Сибири давно не видели. После морозов и метелей разом потеплело, а как-то ночью, под шумный сквозной ветер, пошел дождь. С крыш лилось. Заборы наутро стояли черные, снег напитался тяжелой влагой, покрылся сверху жесткой коркой. Гололед на улицах был жуткий, прохожие ходили, растопырив руки, словно по жердочке, а не по тротуару. Машины ползли буквально на ощупь.

Так начался памятный для Андрея день. И дело, которым он занялся, тоже было обычным — Андрей пошел проверять жалобу. В одном из каменных домов плохо топили.

В последние годы на окраине Крутоярова, на пустыре, один за другим стали подниматься трехэтажные дома из белого кирпича. Они скоро заняли весь пустырь и начали подпирать деревянные избы с хлевами, банями, садиками, подпирать и отодвигать в сторону. Меж трехэтажных коробок образовался большой двор с хилыми редкими деревцами и цветочными клумбами.

Сейчас двор, на котором снег был прикатан машинами и обледенел, напоминал большой каток. Андрей осторожно пробрался по краю, вошел в первый подъезд нужного дома. Через несколько минут его окружили сердитые жильцы! Даже принесли и сунули под нос маленький комнатный градусник.

— Да тут еще хоть четырнадцать, а вы вот к учительнице поднимитесь, на третий этаж, посмотрите — сколько у нее. Фукалки изо рта вылетают!

Как мог, Андрей успокоил жильцов, попутно про себя послал сто чертей начальнику коммунхоза, поднялся на третий этаж, позвонил в названную ему квартиру. За дверью играла негромкая музыка, звонок словно спугнул ее, музыка смолкла.

— Вам кого? — на Андрея из проема двери смотрела невысокая темноволосая девушка в коротком домашнем халатике.

Андрей молчал. Перехлесты снега на дороге, маленькая фигурка на обочине, тусклое мерцание лампочки в кабине и — знакомые глаза, из которых лился теплый, домашний свет. Мамин свет.

— Что вы так смотрите? Вам кого?

Андрей молча шагнул через порог и даже чуть наклонился, чтобы получше разглядеть девушку. Она удивленно отступила от него.

— Да вы не бойтесь, — только сейчас догадался заговорить Андрей. — Я по делу.

Девушка пропустила его в узенький коридор махонькой однокомнатной квартирки.

— Я по делу, — повторил Андрей, не отводя от девушки глаз, разглядывая маленькую темную родинку на тонкой и нежной шее. — Я из редакции. Письмо ваши жильцы написали, что в доме холодно.

— А правда холодно. Я возле плитки греюсь. Да вы проходите.

Андрей прошел. В комнате в самом деле было холодно, даже раскаленная электроплитка не помогала. Девушка поправила воротник халатика, закрыла пальцами темную родинку на шее, улыбнулась.

— Пока у плитки сижу — ничего…

Все ясно. Проверка закончились. Пора было уходить, но Андрей сидел на табуретке и не поднимался.

— А вы меня не помните?

— Нет, не помню.

— Мы вас на машине подвозили.

— А-а, это когда пурга была.

— Точно.

— Я к ученику своему ездила… Пока родителей с работы дождалась… Хорошо, что вы попались…

Девушка все время улыбалась, но не губами, а глазами.