— Ладно, — примирительно сказал он, боясь раззадорить эту сумасшедшую. — Вы позвонили мне, я приехал. В чем дело?
— Случилась неприятность, с которой лучше справитесь вы, чем я.
Спенсер обошла стол и уселась в свое кресло, которое до ее прихода занимал африканер. Сам де Кайпер остался стоять.
— Сообщите мне данные о… — начала говорить Спенсер в интерком. Номер она помнила наизусть, но все-таки решила удостовериться. Она открыла кейс и достала запрос. — …О проекте Нью-Йоркского университета номер тридцать два дробь сто сорок пять.
Искусственный мозг помедлил три секунды, потом монитор засветился и выдал запрос о Бэтоне, копию которого Спенсер держала в руке.
После этого на экране загорелись буквы: КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ. Это было все.
Спенсер вздохнула и прикрыла глаза ладонью.
Видя, что она сейчас не опасна, африканер осмелился спросить:
— Выходит, тут ничего нет? Зачем же вы вызвали меня?
Спенсер открыла глаза и убийственно холодным взглядом посмотрела на него.
— Я вызвала вас, потому что кто-то из ООН интересуется Родни Бэтоном.
Де Кайпер недоуменно пожал плечами.
— Это тот человек, который доставил препарат. Он работал в моей лаборатории, — раздраженно пояснила Спенсер. — И запрос неспроста. Дело здесь не в несчастном случае. Эта ерунда с университетским проектом придумана для прикрытия. Тут не простое совпадение.
— Не простое совпадение, — медленно повторил за ней африканер. Спенсер подумала, что его мозги работают так же медленно, как и язык.
Де Кайпер рассеянно вытащил из кармана ингалятор и принялся вертеть его в руках. Спенсер промолчала, так как понимала, что на этот раз он ее не дразнит. Просто он нервничал, а монотонные движения успокаивают. Она уже не испытывала к африканеру былой антипатии.
Они не были приятелями или союзниками, но в этот момент не могли обойтись друг без друга.
— Я доложу… — сказал африканер, не уточнив, что имеет в виду. По кабинету потек крепкий аромат табака.
— Они отменят проект? — с деланным безразличием спросила Спенсер.
Де Кайпер вынул ингалятор изо рта и принялся внимательно разглядывать его золотой ободок, словно хотел уличить ювелира в подделке. Потом поднял голову, и в его глазах сверкнула решимость. Он прекрасно понял смысл вопроса, заданного этой женщиной: на карту поставлена судьба его народа, риск велик, но все решают неведомые силы, стоящие за спиной африканера.
— А что еще можно предпринять, милочка? — поинтересовался он.
— Этот запрос… — сказала она, щелчком переправляя ему лист, который едва не упал при этом со стола. Африканер с трудом поймал его. — Они просят выслать информацию не властям, как это делается обычно, а какой-то сотруднице университета. Может быть, ее на самом деле не существует в природе, но…
— Да-да, я понял, — подхватил де Кайпер, не отрывая глаз от документа. Он перечитывал его уже второй раз.
— …Но если действительно есть такая Элинор Брэдли, доктор наук, и ее интерес к Бэтону не является чисто академическим, тогда…
— Она в него была влюблена, так, что ли, милочка? — усмехнулся африканер.
— Вряд ли, — ответила Спенсер. Хотя почему бы и нет? Она внезапно вспомнила о Хойере и Платте. Что с ними делать? Надо спросить об этом африканера, он лучше ее разбирается в человеческих чувствах.
Большинство людей разбираются в этом лучше ее.
— В любом случае, — твердо продолжила она, — пока у нас недостаточно информации.
Она сделала паузу, встретив взгляд де Кайпера, и сказала, понизив голос:
— В вашем распоряжении много агентов. |