– Ты как? – обращаюсь к Анне, нырнув в прогретый салон.

Ее напряженный взгляд прикован к виднеющемуся в конце заснеженной дороги темному массивному особняку с заколоченными окнами.

– Эни, посмотри на меня, – мягко прошу я, накрыв ее ладонь своими холодными пальцами. Вздрогнув, она послушно переводит фокус внимания на мое лицо. – Все нормально? – Я намеренно не использую слово «хорошо», прекрасно понимая, что даже «нормально» в сложившейся ситуации звучит нелепо.

– Терпимо, – выдавливает Анна, пытаясь улыбнуться.

– Тогда поехали. – Кивнув, я трогаюсь и медленно въезжаю в распахнутые ворота.

– Не могу поверить, что я когда-то считала это место красивым, – бормочет Аннабель, заполняя гнетущую обстановку.

– Тебе и не нужно в это верить, Эни, – негромко отзываюсь я. – Мы здесь совсем для других целей.

Аннабель

Она так долго и отчаянно боялась снова оказаться здесь, что, видимо, внутри все успело перегореть. Аннабель прислушивается к себе на протяжении долгой поездки, усердно копаясь в лабиринтах памяти, но не чувствует ничего, кроме разрастающейся пустоты. Все вдруг потеряло смысл. Поиски правды, версии и теории, догадки и доводы – не осталось ничего, что заставило бы содрогнуться сердце. Словно что-то его разбило задолго до того, как автомобиль Алана Флеминга привез ее к фамильному склепу Бенсонов. Именно склепу, потому что домом его назвать не поворачивается язык.

Анна еще не понимает причин своего необъяснимого состояния, но в глубине ее души уже рождается осознание: это место не могло быть чьим-то домом. Ни сейчас, ни много лет назад. Пристанище – единственное определение, которое приходит ей на ум.

Поднимаясь по ступеням покрытого мхом крыльца и придерживаясь за растрескавшиеся мраморные перила, Аннабель словно впервые рассматривает массивные колонны, поддерживающие тяжелый свод козырька. На одной из колонн видна трещина, как на одном из эскизов Мириам. Кто же все-таки сделал те снимки, что так и не попали на обложку «Индиго»? И когда они были сделаны?

Наблюдая за тем, как Алан уверенно отпирает входную дверь, Анна спрашивает, не успев подумать:

– Ты бывал здесь до исчезновения Мириам?

Флеминг убирает ключ в карман элегантного пальто и замирает.

– Нет, Эни, – помолчав, отвечает он и добавляет, как будто заглянув в ее мысли: – Фотографии моей жене передал Майлз Гриффин.

– Но как… когда… – Она не успевает договорить, потому что в этот момент дверь со скрежетом отворяется, и ей в лицо ударяет спертый запах сырости и плесени.

Твердыми шагами Алан заходит внутрь, Анна следует за ним. Раздается щелчок выключателя, и в холле вспыхивает тусклый свет. Часть лампочек в старой огромной рожковой люстре давно перегорели, а оставшиеся раздражающе мигают из-за слабого напряжения.

Поежившись, Аннабель прикрывает нос рукавом утепленного плаща, чтобы не чувствовать смрада брошенного разрушающегося дома. Оглядев накрытую пыльными чехлами мебель и посеревший и выцветший от времени ковер, она нехотя переводит взгляд на крутую деревянную лестницу с резными перилами, ведущую на второй этаж.

Задрав голову, Анна смотрит вверх, в темноту проема, за которым скрывается длинный коридор с анфиладой опустевших комнат. Где-то там находятся спальни Мириам и ее – Аннабель.

Сколько раз она резво вбегала по этим ступеням вместе с неугомонной кузиной? Сможет ли преодолеть тот же маршрут одна, зная, что именно с этой лестницы, обезумев от горя, бросилась вниз мать Мириам, а спустя годы случайно сорвался Камерон Бенсон, и было ли то случайностью? Не слишком ли много несчастных случаев и самоубийств для одного дома? Как не верить строкам книги Мириам Флеминг, сумевшей убедить миллионы поклонников, что на ферме обитало зло, жаждущее убивать?

– Пойдем.