– С ума сойти… – пораженно отозвалась Мириам. – Алан, тебе точно было бы о чем поговорить с моим отцом.

– Так в чем дело? Давно пора, – подловил я жену, на что она отреагировала весьма бурно.

– Тебе нельзя туда ехать! Это место – настоящий ад, – выплюнула Мириам с таким отвращением, словно я предложил ей экскурсию в морг.

– Но ты выросла в этом аду, – напомнил я.

Она тут же парировала:

– И сбежала.

– Что между вами произошло? Между тобой и отцом? – нарушил я многолетнюю договоренность не говорить о прошлом друг друга. И, к моему удивлению, она ответила:

– Он жесткий деспотичный человек и одновременно слабый.

– Что это значит?

Она долго молчала, словно сражаясь сама с собой. Ее подрагивающие тонкие пальцы снова сжали злосчастный кулон.

– Его подарил мне отец, – едва различимо произнесла Мириам. – Чтобы защитить.

– От кого защитить?

– От зла.

– Черт, малыш, ну от какого зла? – Я начал злиться. Не на нее, ни в коем случае не на Мириам, а на того, кто засунул в ее голову весь этот бред. Конечно, как еще удержать ребенка под своим влиянием? Запугать страшилками, повредив тем самым неокрепшую психику, и выставить себя единственным спасителем.

– Тебе не понять…

– Конечно мне не понять, – огрызнулся я. – Ладно. Тогда за что ты его ненавидишь? Почему боишься даже имя его произнести?

– Потому что два раза в год он заставлял меня снимать крест, – пробормотала Мириам, и меня бросило в холодный пот. Да, именно тогда я начал догадываться, что за словами жены скрывается нечто чудовищное, но не имеющее никакого отношения к мистике или колдовству.

– И что происходило, когда ты его снимала? – Этот вопрос стоил мне тяжелых моральных сил. Я боялся, дико боялся ответа. Мое воображение рисовало самые дикие предположения, но правда оказалась куда жестче и омерзительнее.

Вот только узнал я эту правду слишком поздно.

– Я видела плохие сны… Кошмарные сны. Жуткие. Чудовищные, – беззвучно заплакала Мири, и меня охватили запоздалое раскаяние и злость, злость на ублюдка, внушившего ей весь этот суеверный бред. Столько боли и страха в индиговых глазах я не видел никогда.

– Мириам, нет никакого зла, помимо того, что творят сами люди. – Я пытался одновременно убедить ее и утешить. – А от людского зла не защитит ни один амулет. Тем более египетский крест, не имеющий ни малейшего отношения к нашей культуре и религии. Все твои кошмары – это последствия запугивания, не более. Источник зла всегда имеет физические формы. Поверь, я знаю, о чем говорю. Тебе внушили, что крест защищает от страшных снов, и ты поверила.

– Алан… – Она попыталась возразить, но я не дал.

– Нет, дослушай. Детская психика очень гибкая, ранимая и восприимчивая. Особенно у тех детей, кто лишен чувства защищенности и безопасности в своих семьях. Моих родителей никогда не было рядом. Я тоже находился в зоне риска. Мне было шесть или семь лет, когда женщина, присматривающая за мной, рассказала, что в реке, куда я часто убегал купаться с мальчишками, живет огромный черный змей и нападает исключительно на мальчиков моего возраста. Незаметно подбирается, вгрызается ядовитыми зубами в ногу и утаскивает в свое гнездо на глубине, где скармливает добычу своим змеенышам. Я посмеялся, не воспринял ее слова всерьез, но когда в следующий раз пошел купаться, мне показалось, что под водой моей ноги коснулось что-то черное. Может быть, это была палка или обломок пластиковой трубы, но я испугался, у меня случилась настоящая истерика.