Они вместе пообедали и теперь пили вино. Дори говорила о своем родном городе. Как у подлинной уроженки Чикаго, у нее были бицепсы как у мясника — ее выражение — и поблескивающие глаза, синевато-серые, как озеро Мичиган. Ее замечание об исчезновениях людей последовало за разговором о настоящей Натали Ширер, пропавшей в Риме, и объявившемся в Чикаго Николасе Чедберне.

— Пока не подняли уровень улиц, тут стояли предупредительные знаки в местах, где упряжки лошадей тонули в грязи; а однажды просто повесили шляпу и написали: «Здесь пропал человек».

— Вы это сами придумали! — засмеялся Джек.

— Ничуть. Я вот думаю, может, все эти пропавшие люди однажды объявятся в парке Линкольна. Должны же они где-то появиться.

— Во всяком случае, — сказала Луиза, — хотя бы Ник снова появился.

— Если бы в грязи утонул он, я бы только порадовалась. — Дори посмотрела на Джека. — Всегда не выносила этого сукина сына.

Джек промолчал в знак солидарности, но Луиза запротестовала:

— Ты говоришь об отце Билли.

— Билли спит и не слышит меня, а если, когда он подрастет, ты постараешься утаить от него, что его папаша был наркоман, окажешь ему плохую услугу. Я права, Джек?

Джек подумал и согласился:

— Думаю, правы.

— Еще как права, и если он спросит меня, я ему все скажу. Хватит с нас вранья. — Джек посмотрел на Луизу: может, он чего не знает? Дори перехватила его косой взгляд и добавила: — Я говорю о твоем отце, дорогой. Джек, я тебе расскажу кое-что. Когда он приехал из Англии, этот кусок дерьма. — извини, не хотела выражаться, — он хотя бы сказал мне, что у него в Англии есть жена? Я и не знала, что у него есть маленький сын, которого зовут Джек, то есть ты.

— Я думала, ты не желала о нем говорить, — подала голос Луиза.

— Вовсе нет. И не хочу, чтобы ты так думала. Джек, ты вырос ужасно умный. Расскажи о своей маме. Хочу услышать о ней. Понять, как так вышло, что ни я, ни кто еще не узнали о вас.

Дори допила, что оставалось в стакане, и Джек налил ей еще.

— Она была слабым человеком, Дори. Беззащитной перед таким, как он.

— Беззащитной, ха! Наверно, как и я до определенного момента.

— Я знаю только, что однажды он свалил в Штаты и больше не возвращался. Она так и не свыклась с этим. И больше не выходила замуж. Она была столпом порядочности — консервативной, скучной, ограниченной, и, думаю, осознанно, в противовес ему. Потом мне пришлось уехать в колледж и разбить ей сердце, когда по окончании учебы я собрался в Нью-Йорк навестить его.

— Она знала. Черт, она знала, как он обработает тебя, склонит на свою сторону! — Дори ткнула пальцем в Луизу. — Как обработал вон ее. Матери знают.

— Он никогда не обрабатывал меня, мам, и никогда не склонял на свою сторону.

— Это ты так говоришь. Но ты продолжала с ним встречаться, хотя я была против.

— Он все-таки мой отец, — возразила Луиза. — И потом, много лет я больше была с тобой и никогда не любила его, как люблю тебя. Так в чем дело, откуда эта обида?

— Дело в том, дорогая, — Дори уже почти кричала, — в том, что он ломал жизнь людям. Я говорю о жизни людей.

— Допустим, но только тем, кто позволял ему ломать ее.

Даже если Джек принял эти слова близко к сердцу, он ничего не сказал. Сидел, уставясь мрачным взглядом в пол и прихлебывая вино. Тема была слишком серьезна, такую гору с наскока не одолеешь. Они выдохлись после первой же попытки.

Дори выбралась из кресла.