Я подумала, что тебе захочется увидеть все самой. Ведь в пасторском доме нет призраков, не так ли?
— Кому нужны призраки? Что от них хорошего?
— В больших домах они есть всегда. Они предупреждают людей.
— В таком случае, если монахиня не хочет видеть меня, иди сама по своим делам.
— Нет, нет. Тебе тоже придется пойти со мной.
— Предположим, я не хочу.
— Тогда я больше никогда не позволю тебе снова приходить в этот дом.
— Неважно. Ты не очень-то приятна… и остальные.
— О, как ты смеешь! Ты всего лишь дочь пастора, и он обязан своим проживанием здесь нам.
Я боялась, что в этом что-то было. Возможно, леди Харриет, если будет недовольна мной, выкинет нас. Я понимала Лавинию. Она хотела взять меня с собой потому, что боялась идти в комнату монахини одна.
Мы пошли по коридору. Она повернулась и взяла меня за руку.
— Пошли, — прошептала она. — Это совсем рядом.
Она открыла дверь. Мы оказались в маленькой комнате, которая выглядела как монашеская келья. Обстановка там была аскетичной. В ней были голые стены, и над узкой кроватью висело распятие. Здесь стояли всего один стол и один стул.
Она быстро поставила кубок на стол, и мы вместе выбежали из комнаты. Мы поспешили по коридору. Ее обычное высокомерие и самообладание вернулись к ней. Она направилась обратно в ту комнату, где незадолго до этого Фабиан возлежал на софе, а я обмахивала его веером из павлиньих перьев.
— Понимаешь, — сказала Лавиния, — история нашего рода начинается еще со времен Завоевателя. Я считаю, что ваши предки были рабами.
— О нет, они ими не были.
— Да, были. Так вот, монахиня была одним из наших предков. Она влюбилась в неподходящего человека… Я думаю, он был викарием или пастором. Люди подобного рода не заключают браки с такими знатными людьми, как мы.
— Смею заметить, они должны были быть более образованными, чем ваши.
— Мы можем не заботиться об образовании. Об этом должны думать только люди вроде тебя. Мисс Эзертон говорит, что ты знаешь больше моего, хотя и на год моложе. Мне не надо быть образованной. Для меня это неважно.
— Образование — самое большее из всех имеющихся благ, — сказала я, цитируя своего отца. — Расскажи мне о монахине.
— Он был настолько ниже ее по происхождению, что она не могла выйти за него замуж. Отец запретил ей это и отправил в монастырь. Но она не могла без него жить, поэтому сбежала к нему. Ее брат отправился за ней и убил любовника. Ее привезли домой и поместили в этой похожей на келью комнате. В ней никогда ничего не меняли. Она выпила из кубка яд. Считают, что после смерти она вернулась в эту комнату и обитает здесь.
— Ты веришь этому?
— Конечно, верю.
— Ты, должно быть, очень боялась, когда пришла сюда за кубком.
— Когда играешь в игры с Фабианом, приходится это делать. Я думаю, что, поскольку меня послал Фабиан, призрак не мог сделать мне ничего плохого.
— Ты считаешь своего брата кем-то вроде Бога.
— Он такой и есть.
Казалось, все в доме считали его таким.
Когда мы возвращались домой, мисс Йорк сказала:
— Бог мой, какой устроили переполох с веером. Если бы за этим не стоял мистер Фабиан, была бы настоящая беда.
Я все больше восхищалась Домом. Я часто думала о монахине, которая из-за любви выпила яд и этим убила себя. Я говорила об этом с мисс Йорк, которая выяснила от мисс Эзертон, что, когда мисс Люси обнаружила пропажу веера из павлиньих перьев, она просто заболела.
— Неудивительно, — сказала она, — что вокруг него поднялась такая суматоха. |