|
Мир опять был призрачным, пластилиновым, искусственным. И мысли его были искусственными, сделанными. Всего этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! «Саша сидит на кухне, дочка спит в спальне, мать – в гостиной, а где тогда я?» – беспомощно трепыхался страх в его груди. Человек расползся по всей квартире, присутствовал одновременно в каждой комнате. Однако прочь из кухни, прочь! Кухня расползалась вместе с ним, не выпускала его из своего кокона. Плоская картинка сплошь состояла из цветных клякс, никаких линий. Андрей тщетно фокусировал зрение, пытаясь собрать кляксы воедино. «Щелкнет выключатель – и все. Настанет утро… – Он попытался сосредоточиться. – Утро – да, настанет. Мы проснемся. Но сейчас то, сколько сейчас времени?..»
Время не двигалось, ночь застыла в позе аиста. Веселые нудистки на экране, прервав ненадолго гимнастику ног и задниц, цепляли мускулистому красавцу очки пенсне… отнюдь не на нос. На другую (хи хи!) деталь мужского тела, название которой в романах не пишут. Получившийся портрет показали крупным планом. То ли Буратино в очках, то ли старый чудак профессор из комиксов. Срамота… «Интересно, работает милиция ночью или тоже спит?» – вяло подумал Андрей, сражаясь со звоном во лбу. Вскочить бы и набрать «02». «Дежурный, спасите!» Нет, не успеть, потому что сначала нужно включить телефон в розетку. Не для того ли Саша потребовал отсечь линию связи, чтобы у жертвы не было искушения позвать государство на помощь? И не опасался он, вероятно, никакого подслушивания… Короткометражка, созданная кинематографистами Гамбурга, завершилась, тут же уступая место следующей. Саша зашевелился, потянулся. «О, Господи, но ведь ему скоро надоест…» Конечно, надоест. Во первых, он уже видел эту кассету, а во вторых, торопится. Волшебная сила искусства не может бесконечно сдерживать стихию. Он поднимется с табурета, шумно вздохнув, и в глаза его вернется стеклянная пустота. Привыкший к работе палец привычно взведет курок… СОСТОЯНИЕ накатывало и отступало. Море, волны, соленый привкус во рту. Накатывало и отступало, гонимое шквальным воображением. Разум плавал на поверхности, то окунаясь в воду, то всплывая – сотрясаемый толчками тектонических мыслей. Все мысли были с восклицательными знаками. Андрей собрал силы и прыгнул к берегу: – У тебя неприятности, Саша? Звук собственного голоса показался ему глухим, незнакомым. Александр поднялся с табурета, шумно вздохнув, а в глазах его была… Нет, Андрей не смотрел ему в глаза. – Почему ты спрашиваешь? – Ты меня в чем то подозреваешь, да? Гость выдержал паузу, решая в уме некую задачку. Затем решительно подвинул табурет и уселся напротив собеседника. – Сними очки, – последовала команда. Когда снимаешь очки, беспомощность возрастает до максимальной точки. Этого ли добивался Саша или просто хотел видеть зрачки жертвы? Но, как ни странно, ощущение доведенной до абсолюта беспомощности успокоило Андрея. «Да кому я нужен! – понял он, наконец. – Полное ничтожество, вытереть об меня ноги, переступить и идти дальше, не оглядываясь…» И никакого вам унижения! О каком унижении речь? Каждой эмоции – свое время и свое место… Он рефлекторно щурился, стараясь сделать изображение более резким. Саша повернул его голову – так, чтобы свет от лампы падал в слепые, близорукие глаза. – Ты обо мне кому нибудь что нибудь говорил? – Кому? – Кому угодно, Андрюха. Только не делай вид, что напрягаешь память. – Да ничего я не делаю! Я, вообще, что о тебе знаю? Ну, неприятности у тебя какие то, так ведь ты всю жизнь про неприятности твердишь, но хрен что рассказываешь! Саша издал горлом звук – то ли смешок, то ли всхлип. |
