— Любимая телереклама?

— Аспирин «Байере».

— За кого голосовали на последних выборах?

— За Рейгана.

— Как вы определите грань исчезновения?

— Ты, — кричит он, — сам ее определи.

— Мы уже там были, — отвечаю я. — Мы ее уже видели.

— Кто… мы? — давится он.

— Легион.

Мэри валяется на матрасе в соседней комнате, растянулась там, обдолбанная, слушает по радио Рика Спрингфилда или еще какого мудака, и меня явственно подташнивает, я пытаюсь забить косяк, притвориться, что Питер ничего не говорил, но он спрашивает снова.

— Не знаю, кого ты спрашиваешь — меня, Мэри или этих ебанутых Флинтстоунов в этом ебаном телике, только больше, мужик, не спрашивай.

— Мы пацана убьем? — спрашивает он.

Я бросаю косяк — бумажки слишком влажные, облепили мне все пальцы, — и Мэри стонет чье-то имя. Пацан лежит связанный в ванне уже типа дня четыре, и все немножко нервничают.

— Меня чего-то подмывает, — говорит Питер.

— Ты говорил, все будет раз плюнуть, — отвечаю я. — Ты говорил, будет круто. Что все сработает, мужик.

— Я проебал. — Он пожимает плечами. — Я в курсе. — Он отворачивается от мультиков. — И ты в курсе, что я в курсе.

— Медаль тебе за это, м-мужик.

— Мэри ни черта не рубит, — вздыхает Питер. — Эта девка вечно ни черта не рубит.

— Так ты в курсе, что я в курсе, что ты типа проебал по-крупному? — спрашиваю я. — Ну — в курсе?

Он начинает смеяться:

— Мы пацана убьем? — И Мэри смеется вместе с ним, а я слушаю их и вытираю руки.

— Я знаю, отец, ты все проебал.

И он в трубку отвечает:

— Ага, конечно, приехать можно?

— Я не хочу, чтоб ты делал то, что я, блядь, думаю, ты собираешься делать, — говорю я, закрыв лицо руками. — Останешься на ночь, а потом свалишь.

— Хочешь, скажу кое-что? — спрашивает он.

Я ни слова не могу из себя выдавить.

— Ничего подобного, — говорит он.

— Томми, отец, как делишки, приятель?

И я стою, трясусь, говорю:

— Привет, Питер. — А он жирный, триста-четыреста фунтов, у него длинные волосы, светлые и грязные, на нем зеленая футболка, вся морда в соусе, все руки исколоты, и я злюсь.

— Питер? — спрашиваю я. — Что за хуйню ты творишь?

— Ой, мужик, — говорит он. — Ну и что? Круто же. — Глаза вытаращил, взгляд странный такой, и тянет меня к выходу.

— А телка где?

— Снаружи, в фургоне.

Я жду, Питер стоит.

— Снаружи в фургоне? Так? — переспрашиваю я.

— Ну да. Снаружи в фургоне.

— Может, пошевелишься, или как? — предлагаю я. — Может, приведешь типа девчонку?

Он не движется. Стоит и все.

— Девчонка в фургоне? — спрашиваю я.

— Точно.

Я злюсь.

— Почему бы не приволочь эту пизду сюда, недоебок ты жирный?

Не волочет.

— Ну, мужик, — вздыхаю я. — Пошли на нее глянем.

— На кого? — спрашивает он. — На кого, мужик?

— О ком я, по-твоему?

Наконец он говорит:

— А, ну да.