Изменить размер шрифта - +
Мы включаем радио погромче, молимся, чтоб он прекратил, и я ссу в кухонную раковину, а посрать хожу на бензоколонку «Мобайл» через дорогу и не спрашиваю Питера или Мэри, кормят ли они пацана. Возвращаюсь с автомойки, вижу пустые коробки из «Уинчелла» и пакеты из «Макдональдса», но не знаю, сами они ели или пацану давали, а пацан за полночь ворочается в ванне, его слышно, даже если включен телик и радио, и уже надеешься, что услышит кто-нибудь снаружи, но я выхожу наружу, и ничего не слышно.

— Это только тебе, — говорит Питер. — Только тебе, мужик.

— Только мне, блядь, что?

— Мне ничего не слышно, — говорит Питер.

— Ты… врешь.

— Эй, Мэри, — зовет он. — Ты что-нибудь слышишь?

— Ее-то что толку спрашивать, мужик? — говорю я. — Она… ебнутая, мужик.

— И поэтому придется тебе что-нибудь с этим сделать, — говорит он.

— Ох, блядь, — скулю я. — Это все ты виноват, мужик.

— Виноват, что в ЛА приехал?

— В том, что пацана вот так заграбастал.

— Вот именно поэтому тебе надо что-нибудь с этим сделать.

На четвертый день Питера осеняет и он излагает план.

— Не понимаю, о чем ты, — говорю я, чуть не плача.

— Так мы пацана убьем? — повторяет он, но это уже не вопрос.

 

 

— Я теперь даже типа и не дергаюсь, — говорю я. — Сечешь? Не шарахаюсь, ничего.

— То есть тебе типа уже болт забить? — спрашивает Дурдом. — Так? Я понятно говорю?

— Ага, — отвечаю я. — Плевать — и все дела.

Я досушиваю машину, жду из тоннеля следующую и замечаю мелкого пацана — стоит рядом. В школьной форме, смотрит, как машины из тоннеля выезжают, и от паранойи меня постепенно всего начинает ломить. Выезжает машина, Дурдом отгоняет ее ко мне.

— Это мамы моей машина, — говорит пацан.

— Да? — говорю я. — И, блядь, что теперь?

Я начинаю сушить «вольво-универсал», а пацан все стоит.

— Я уже злюсь, — говорю я. — Мне не нравится, что ты на меня пялишься.

— Почему? — спрашивает он.

— Потому что мне хочется голову тебе размозжить или типа того. — Я щурюсь от смога.

— Почему? — спрашивает он.

— Я притворюсь, будто не заметил, что ты со мной разговариваешь, — говорю я, надеясь, что он уйдет.

— Почему?

— Потому что ты, уродец, задаешь мне глупый вопрос, типа это важно, — замечаю я.

— Ты думаешь, не важно? — спрашивает пацан.

— Ты со мной разговариваешь?

Он гордо кивает.

— Не знаю, мужик, на черта тебе нужно об этом спрашивать, — вздыхаю я. — Глупый вопрос.

— Что такое «на черта»? — спрашивает пацан.

— Глупый, глупый, глупый, — бормочу я.

— Почему глупый?

— Потому что ненужный, тормоз ты чертов.

— Ненужный — это что?

С меня хватит. Я делаю шаг к пацану.

— Вали отсюда, кретин малолетний.

Пацан смеется и идет к женщине, которая пьет «Тэб» и разглядывает сумочку от Гуччи, а я быстро сушу «вольво», Дурдом рассказывает, как ночью трахался с девкой, похожей на помесь летучей мыши и большого паука, и я наконец открываю женщине с «Тэбом» и пацану дверцу, и вдруг мне так жарко, что приходится вонючей рукой вытереть лицо, а пока женщина выруливает с автомойки, пацан все пялится на меня.

Быстрый переход