Турецкий. Я не понимаю, что вы хотите сказать.

Стасов. Значит, и не поймете. Значит, вы зациклены на социальных штампах.

Турецкий. Чего вы добиваетесь?

Стасов. А вы как думаете? Зачем человек набирает телефонный номер?

Турецкий. Чтобы поговорить, наверно…

Стасов. Вот именно.

Турецкий. Ладно, допустим. Но вот вы дозваниваетесь до начальника Федеральной службы исполнения наказаний, убей меня бог, не пойму как, но дозваниваетесь. И говорите ему, что у него там в хозяйстве — все не слава богу. Это оказывается неправдой…

Стасов. Это еще как посмотреть.

Турецкий. Да как ни смотри — информация-то не подтвердилась. Только скандал разразился. Потом вы в другие министерства, в Генпрокуратуру звонили, какие-то идиотские вещи говорили… Ну что вы молчите?

Стасов. Я не понимаю, что вы ждете от меня.

Турецкий. А я не понимаю, чего вы добиваетесь. А здесь я — напоминаю — как раз для того, чтобы в этом разобраться.

Стасов. А заодно надеть на меня наручники?

Турецкий. Да бросьте вы! Хотите — можете меня обыскать.

Стасов. Я знаю, как это делается. Вы приехали не одни. За нами наблюдают.

Турецкий. Валентин, никто не желает вам зла. Но вы умудрились привлечь к себе внимание силовых структур. Теперь хотите или нет, но это придется как-то расхлебывать.

Стасов. Расхлебывайте, если вам нравится.

Турецкий. Что вы имели в виду, когда предупреждали начальника Федеральной службы Клементьева о некоей опасности, исходящей от его сотрудников. Он жив и здоров. В министерстве все нормально.

Стасов. Возможно, я ошибался… Вы помните греческий алфавит?

Турецкий. Э-ээ… как это «помните»? Я его вообще-то не учил. А почему вы спрашиваете?

Стасов. Ну хоть буквы-то помните?

Турецкий. Наверно. Кириллица ведь имеет к нему отношение. Аз, буки, веди.

Стасов. Мы говорили про греческий.

Турецкий. Это вы говорили. Чего вы хотите, Стасов? Чтобы я продиктовал алфавит? Какого черта?! Альфа, бетта, гамма?!

Стасов. Ладно, хватит.

Турецкий. Еще дельта…

Стасов. Достаточно.

Турецкий. Эпсилон…

Стасов. Уймитесь.

Турецкий. Сами же попросили!»

На этом запись прекращалась.

— Содержательный диалог, — прокомментировал Меркулов. — Не хватало вам еще о Платоне подискутировать.

— Чем богаты, — сказал Турецкий, прекрасно понимавший, что не богаты ничем.

— Ошибался он, видите ли, по поводу Клементьева, — прорычал генеральный. — Ни хрена он не ошибался! Он же сам все подстроил!

— Это вряд ли, — заметил Меркулов. — Какой смысл? Зачем ему?

— Откуда он тогда знал, что тому грозила опасность?

— Он не говорил про опасность, — уточнил Меркулов. — Он сказал, что у него в аппарате — опасный человек.

— Да уж. Ладно. — Генеральный нахмурился. — Значит, Александр Борисович, вы не выяснили, что это за личность?

— Я нашел в Москве семь Валентинов Стасовых. И все — мимо кассы. Даже по возрасту никто не подходит. Никаких биографических данных поэтому пока что собрать не удалось. Дактилоскопия тоже ничего не дала. — Турецкий поморщился, вспомнив, как издевательски Стасов оставлял отпечатки в его машине. Конечно же он знал, что на него нигде ничего нет, иначе отчего был так уверен в себе? Хотя возможна и другая ситуация — он же зачем-то Турецкому сам позвонил, словно бы напрашивался на какое-то «разоблачение», идентификацию собственной личности… Он хотел, чтобы Турецкий что-то узнал про него? Почему тогда просто и внятно не сказать? Но нет, он, кажется, ведет какую-то свою мудреную игру, где А.