— Значит, вы не одобряете запрет новой власти на политическую деятельность?

— Конечно. И я надеюсь, что этот запрет будет снят. Скажу больше, я намерен в будущем основать политическую партию. Настоящую партию, в корне отличающуюся от той клоунады, которая развлекала нас с конца восьмидесятых годов.

— Фантастика, — произнес ведущий. И как только он произнес это слово, в моем мозгу словно сверкнула молния. Я узнал его.

Осень 1988 года. Страна, оказавшаяся банкротом, парализованная жестоким финансовым кризисом, застыла в напряженном ожидании. В сентябре в Питере начались перебои сначала со снабжением продовольствием, что было вызвано разорением массы фирм, торгующих продуктами питания, вследствие полного отсутствия денег у населения, затем с электроэнергией из-за забастовки. Правительство пыталось маневрировать с печатным станком, но замкнутый финансовый круг, в который загнали экономику «реформаторы», раскрутил инфляцию и перекрыл западные кредиты. То здесь, то там возникали стихийные митинги, но первое время этим все и заканчивалось. Милиция и ОМОН внимательно наблюдали за этими митингами и вмешивались только тогда, когда их численность переваливала за сотню. Что делалось в других городах, мы не знали, так как правительству удалось набросить на рот средств массовой информации платок. Радио и телевидение передавали в основном выступление членов правительства, обещавших, что вот-вот «негативные факторы переходного периода» будут устранены, вещания русской православной церкви, как всегда призывавшей к терпению и примирению, да развлекательные программы. Я, как в старое доброе время, по вечерам настраивал свой старенький «Филипс» на «Голос Америки» и «Би-Би-Си», которые сообщали, что обстановка в России накаляется.

В начале октября Питер парализовала всеобщая забастовка. Люди слонялись по городу в поисках пищи.

Общественный транспорт не работал. Количество частных машин, проезжавших по улицам, сократилось до минимума, так как из-за забастовки почти прекратился подвоз горючего. Напряжение ожидания взрыва достигло предела.

Я тогда внимательно наблюдал за развитием уже пятой по счету, начиная с февраля 1917 года, революционной ситуации. По логике вещей «непримиримая оппозиция» в лице КПРФ и карликовых компартий не могли не воспользоваться моментом в соответствии с теорией вождя мирового пролетариата, но то ли они напрочь забыли бессмертные творения, которые их заставляли переписывать в школьные и студенческие тетрадки, то ли не считали, что «низы уже не хотят жить по-старому». Между тем, экономических требований на минимитингах уже не было. Лозунг был один: «Долой антинародный режим». По тому, как власти спокойно реагировали на развитие событий, я сделал вывод, что появление организующей силы в ближайшем будущем не предвидится.

Все началось утром пятого октября. По Невскому от Лавры по направлению к Адмиралтейству пошли человек десять. В руках они держали два плаката. На одном было написано: «Долой воровской режим!», на другом — «Все, кто хочет жить, присоединяйтесь!». Эти люди шли медленно, очень медленно, но поначалу пешеходы вяло реагировали на них. Одиночные машины, ехавшие по Невскому (они шли по проезжей части), снижали скорость и старательно их объезжали. Время от времени с тротуаров сходили одиночки и присоединялись к процессии. Но вот группа милиционеров перекрыла движение и окружила демонстрантов.