Я прочистил горло и продолжил:

- Внезапное появление Санчеса и его подручных было ужасно. Ты смутилась, потеряла голову от ужаса, ничего толком не помнишь. Выстрелы, кровь, отчаянные крики... Не помнишь, как пристрелила человека: но потом непроизвольно принялась блевать. Запомнила? Франческа ошеломленно кивнула.

- Мэтт...

- Помолчи. Скоро явятся настоящие стаи стервятников. А когда последнюю косточку обглодают, не установишь, кто в кого палил. Да и навряд ли у повстанцев имеются судебно-медицинские эксперты. А правительственных сюда не вышлют, не сомневайся. Поэтому, будь молчаливой, скромной, ошарашенной героиней - и помалкивай. Прочие не знают ничего! Я сплел им легенду, которую сейчас изложил тебе. Держись моей сказки, не пытайся ее расцветить или приукрасить - и все обойдется.

- Мэтт! Мэтт, но ведь я... пыталась тебя... убить! Долго, очень долго я смотрел на Франческу в упор.

- Да, ты действительно пыталась меня убить. Признаю: это было весьма неприятным сюрпризом. Но я успел чуток поостыть и призадуматься... Не люблю нерешительных особ, делающих ставку, а потом поспешно берущих ее назад. По счастью, Диллман, ты не из таких. Надлежало сделать выбор. Между мной и твоим окаянным Арчи. Ты не колеблясь предпочла мужа. И сделала для него мыслимое и немыслимое - с женской точки зрения. Как же, черт побери, могу я ненавидеть женщину, причинять ей страдания, втаптывать в грязь лишь за то, что она сделала для другого все? Да я счастлив был бы, сделай ты что-либо подобное ради меня!

Воцарилось молчание. Затем Франческа перегнулась и мягко накрыла мои пальцы теплой, ласковой ладонью. Открыла рот, хотела заговорить, осеклась.

Несколько минут мы провели неподвижно.

- А сейчас давай-ка, подымайся, да шевелись! Я слышу работающий двигатель, - сообщил я.

Глава 20

К десяти часам утра я уже прикрывал арьергард неуклюжего, растянувшегося по лесной тропе, медленно волочившегося меж увитыми лианами деревьев сафари. Когда извилистый путь немного выпрямлялся, было видно всю редкую, устало волочившуюся впереди колонну, за вычетом Джима Патнэма и Поля Олкотта, которые оторвались от прочих и служили передовым, далеко ушедшим дозором.

Генерал Остин Гендерсон мастерски правил трофейным джипом, отнятым у покойного полковника Санчеса. Машину доверху набили оружием и продовольствием. Поклажу иного рода пришлось бросить: всех чемоданов, принадлежавших бравому сборищу, не вместил бы и железнодорожный вагон.

Впереди автомобиля бок о бок двигались Франческа (в красной блузке) и Глория-Джин (в черной). За машиной ковыляла чета Уайлдеров, тоже держась рядышком. И Гарденшварцы шли по пятам, и хорошенькая светловолосая миссис Олкотт, временно покинутая мужем, и Эмили Гендерсон, казавшаяся куда корпулентное и внушительнее сейчас, в измызганном и напрочь измятом синем костюме, странно обтянувшем увесистые телеса.

- Спасибо, - сказала она, когда я прибавил прыти и нагнал отставших.

- За что?

- За то, что попросили Остина вести машину - сердце у старика не в порядке.

- Возможно, - хмыкнул я. - На меткости, однако, не отражается. Снял часового с восьмидесяти ярдов. Любой здоровый позавидует!

- Правда? - просияла Эмили. - Видите ли, Сэм, я, сколь ни смешно, впервые в жизни видела собственного мужа при... деле. Да, и раньше случалось наблюдать, но только на полигонах, понарошку. А если предстояло настоящее... он попросту пропадал. На месяц, на два, на год... Иногда на много лет подряд. Потом возвращался, на ногах не держась от усталости, сплошь и рядом израненный. Получал очередную награду и наотрез не соглашался ни словечком обмолвиться о пережитом. Все, что знаю об Остине, вычитала в газетах... - Эмили помедлила.

- Зовите меня бессердечной, только я очень рада случившемуся.