- Отчего же последний?

- Следующего почти наверняка не будет. Мы и так считали, что в последний раз отправляемся путешествовать вместе.

Я покосился.

- Настолько скверно?

- Да, - кивнула Эмили. - Пять лет назад врачи давали ему от силы месяцев шесть. Однако Остин обманул медицину и поныне жив. Но, кажется, сердце начинает возмущаться по-настоящему... Не знаю, как буду жить, когда мужа не станет... Женщины живут чересчур долго...

Она вытащила из объемистой наплечной сумки носовой платок и осторожно высморкалась.

- Плюньте на сентиментальную старуху, не отвлекайтесь попусту. Я постоянно жалуюсь, впадая в уныние...

Чуток погодя приблизилась Патриция Толсон.

- Считаете себя героем? - осведомилась она. - Перебили сонных и радуетесь?

- Избавьте, пожалуйста, от своего присутствия, мисс Толсон, - смиренно попросил я. - Очень трудно разговаривать с паршивцами, которые на тебя донесли, чуть не отправили на тот свет. Пошла вон, убогая! Накати на кого-нибудь еще, полегчает...

Чуть позже объявился Говард Гарденшварц, облачившийся в полинялые армейские брюки и белую, тоже поношенную рубаху. Можно было подумать, что спокойный, добропорядочный обыватель вознамерился выйти в сад, прививать груши к дельфиниумам (если к дельфиниумам вообще прививают хоть что-нибудь; кажется, я путаю безобиднейший цветок с некой древесной породой).

Минут пять он молча двигался рядом. Потом заговорил: спокойно и почти покаянно.

- Если можно, - произнес Гарденшварц, - поясните. Спрашиваю из чисто академического любопытства. Когда-то служил в армии, хотя в боях не участвовал; учился держать винтовку, худо-бедно умею стрелять... Когда вы... подбирали ударную группу... отчего не обратились ко мне?

В голосе Гарденшварца звенела тщательно скрываемая обида. Ее следовало уважить, посему я ответил вежливо и подробно.

- ПОО, - сказал я.

- Что? Ах, да...

- При подготовке к заданию, - пояснил я, - довелось бегло познакомиться с каждым из вас. А досье Говарда В. Гарденшварца сообщало: состоит секретарем организации, называющей себя "Противники Огнестрельного Оружия". Также числится членом нескольких иных организаций подобного толка. Не буду спорить касательно ваших воззрений, доктор Гарденшварц, ибо начнем бесцельную перепалку и разойдемся, оставшись при первоначальных мнениях. Скажу лишь следующее. Коль скоро доведется удалять воспалившийся аппендикс, я не лягу на стол к хирургу, люто ненавидящему все, способное колоть и резать, включая ланцеты и скальпели. Надлежало устранить нескольких мерзавцев. И я не обратился к человеку, ненавидящему револьверы, пистолеты и винтовки. Понимаете?

Немного помолчав, Гарденшварц ответил - к вящей чести своей, спокойно:

- Понимаю. Разумное решение. Он откашлялся.

- Впрочем, теория одно, а практика доказывает иное. Как это, бишь, у Гете? "Сера теория, мой друг..."

- "...А древо жизни вечно зеленеет", - ухмыльнулся я.

- Ого! - вскинул брови Гарденшварц. - То есть, хочу сказать: если вам надобен лишний боец, я могу временно пожертвовать убеждениями и взять в руки ружьецо. Хотя бы для того, чтоб вызволить из этой переделки жену.

- Ого! - засмеялся я. - Принимаю! Выберите себе винтовку по вкусу и пару магазинов. Только вернитесь, покажу, как работает М-16. Она изрядно отличается от М-1, принятой на вооружение в ваше время.

Ближе к полудню я снова поотстал и взобрался на кстати подвернувшийся холмик, насыпанный несчетные века назад руками индейцев. Что под ним таилось - не представляю. Мы вступали в пределы какого-то забытого поселка или города, потому что вдали, по словам Франчески, высилась еще одна пирамида. Я не обратил на нее внимания одиннадцать дней назад, будучи полностью поглощен размышлениями насущными и безотлагательными.

Присев на давно обтесанный и недавно промытый дождями кусок известняка, я обозрел тропу, ведшую к Лабалю.