Изменить размер шрифта - +
Круглогодичный бордель. Все прекрасно это знают, все прекрасно знают, куда ходят их дочери и зачем они туда ходят — но молчат и делают вид. Но если народ публично ткнуть в это носом, он пойдет крушить основы и подрывать устои. Потому что терять ему уже давно нечего кроме гордости своей.

— Какая ваша рабочая версия?

Савич посмотрел на меня

— А ваша?

— Футбол.

Савич явно этого не ожидал.

— Какой футбол? Почему?

— За неимением лучшей — пока. Если бы это было спонтанное преступление, совершенное каким-нибудь малолеткой — ее нашли бы в Дунае, а не в канаве под Нишем. Никакого другого мотива кроме футбола я не усматриваю. Ее парень, Лазарь Михалич. Он стоит сейчас минимум пять миллионов евро, а еще несколько месяцев назад не стоил ничего. Это может быть ему предупреждением. Или наказанием.

Савич покачал головой и все же решил закурить

— Зря вы в это лезете — осуждающе сказал он

— Почему?

— Основания так думать у вас какие? Никаких.

— Какая-то же версия должна быть. Пять миллионов евро — солидное основание

— Дело не в этом. Этот город делится на болельщиков Звезды и болельщиков Партизана. Полезете в футбол — огребете по полной.

— Там всякие люди крутятся. Могут быть и проблемы.

— Хорошо, а ваша рабочая версия?

— Шиптари.

— И какие основания у вас так думать?

Савич пожал плечами

— За неимением лучшей…

Я понял, что Савич дело сливает. Не понял только — почему.

Профессор Биляна Скрибич сильно не походила на типичного судмедэксперта, как мы его себе представляем, средних лет дядьку, пропахшего спиртом, смертью и с мрачным, неуместным юмором. Ей было лет шестьдесят, она приняла нас в своем кабинете. Кабинет уютный, шкафы с множеством папок. На стене фотографии. Предложила нам кофе из кофейника. В кабинете кофе и пахло, лекарствами не пахло совсем.

Лука предъявил удостоверение, а я письмо за подписью министра. Профессор явно ждала наших вопросов.

— Аня Никич? Да, помню.

Она проследила за моим взглядом, он упирался в фотографию, где профессор была в военной форме в окружении военных.

— В девяностые я была военным хирургом — сказала она — лечила солдат. Раненых.

— Почему же сейчас не лечите?

Профессор не ответила, но я догадался. Только лучше я не буду озвучивать свою догадку

— Вы помните это дело? Протокол вскрытия, который вы составили — засекретили, его в деле нет.

Профессор только молча усмехнулась

— Вы одна проводили вскрытие?

— Да одна.

— Почему?

— Меня попросили.

Понятно…

— Я читал протокол, но уточню на всякий случай основные детали. Причина смерти?

— Скручивающий перелом шеи. Справа налево. Смерть наступила практически мгновенно.

То есть, из машины она не выпала.

— Время смерти?

— Ночь на одиннадцатое апреля. Первая половина ночи.

— Есть так же след удара, он мог привести к легкому сотрясению мозга, но смерть вызвать не мог. Других повреждений нет. Повреждений половых органов, характерных для изнасилования — так же нет, то есть можно предполагать, что во все связи — она вступила добровольно.

О-хре-неть. То есть ее даже не насиловали, получается.

— Токсикология? Наверное, у вас же в институте делали?

— Да.

— И что?

— Легкое опьянение.

Быстрый переход