Сердце не могло вернуться обратно. И тогда оно начало обрастать той же самой темнотой, пустотой и холодом. Но продолжало биться, наполняя теплом и светом свое новое сотканное тело.

Так родилась Ши. Это значит «сердце». И пока Ши жива, жив и Джу. Ведь его сердце продолжало биться в ней. А значит, он не мог умереть. И он больше не был один. В начале четвертой вечности у него появилась Ши. И Джу наконец стал счастлив. И его голос стал разносить звуки радости, отчего пустота вокруг наполнилась чем-то новым.

Ши была совсем юной, и не понимала, что происходит, но она чувствовала связь с Джу и радовалась ему, словно ребенок. В отличие от Джу, Ши родилась счастливой сразу и пустота вокруг ее не пугала, потому что рядом был Джу.

От их соприкосновений вокруг становилось теплее, а темнота расступалась. Джу и Ши кружились в танце целую вечность, ни на секунду не расставаясь. Джу показывал Ши разные оттенки пустоты, завихрения хлада и глубину темноты его мира.

Ши звонко смеялась, держась за Джу, и с интересом разглядывала все вокруг. А Джу радовался, глядя, как бесконечное ничто наполняется жизнью ее смеха.

И тогда мир воспротивился Ши. Ему не нравилось, что она меняет все вокруг одним лишь своим присутствием. Изначально в этом мире были только тьма, холод и пустота. Так и должно было оставаться.

И тогда пространство разорвалось, образуя брешь и мир исторг Ши, заполняя ее место изначальным ничем. Джу взвыл, попытавшись вернуть свое сердце, но тьма сомкнулась, вновь окутав все вокруг.

Целую вечность бродил Джу по всем оттенкам ничто, дабы отыскать новую брешь или иной путь. Но Ши нигде не было, а звон ее смеха давно растаял во мраке бесконечного мира.

И Джу не мог создать новую Ши, потому что у него больше не было сердца, а лишь тьма и холод в груди. Да и не хотел, потому что ему нужна была лишь его Ши.

Джу оставался Джу, то есть живым. А значит и Ши была жива, он это чувствовал. Но найти путь к ней не мог…

— Обезьяна, — раздался нервный голос за спиной. — Только не делай резких движений, ладно. Мы все уладим, со всем разберемся, только не шевелись.

Я оторвался от чтения свитка и обернулся на вошедшего Тумана. Библиотека наполнилась зеленоватой мглой, а сам он медленно шел ко мне, вытянув вперед руки. Всем своим видом призывая меня не дергаться.

— Все в порядке? — спросил я. — Я просто решил походить, осмотреться, а тут случайно…

— Не шевелись, — прошептал Туман и в его голосе были нотки истерики. — Просто замри. Иначе мы все очень быстро умрем.

Я сглотнул вставший в горле ком и решил не спорить. В таком состоянии я видел его впервые, хоть и не скажу, что мы много общались. Но сейчас у него даже лицо позеленело.

— Молодец, — с трепетом произнес Туман. — Хорошая обезьянка, хорошая.

Он медленно подошел ко мне и аккуратно взял свиток за края двумя руками. Очень медленно свернул и приблизился к стеклянному шкафу. Он держал свиток на вытянутых руках, словно тот прямо сейчас взорвется.

Мне даже интересно стало за ним наблюдать. Туман нежно, словно младенца, положил свиток обратно на бархатную подставку, медленно прикрыл дверцы шкафа и когда руны наконец вспыхнули, с шумом вдохнул.

Это он сколько без воздуха продержался?

— Пергамент весьма прочный, — произнес я. — Не развалится.

Туман резко развернулся в мою сторону. О, сколько эмоций было на его лице, как жаль, что я их не запомню.