Ссутулившись в седле, председатель задумался на некоторое время, потом тронул коня и порысил к темневшему на взгорке дому Жухлицкого.

Несмотря на поздний час, Аркадий Борисович не спал. Турлая он встретил со всегдашней насмешливой любезностью, однако взгляд его выдавал тщательно скрываемую настороженность.

– Играть в кошки–мышки не будем,— сразу же начал председатель Таежного Совета.— Выселение народа из тайги состоялось под предлогом отсутствия продуктов, так?

– Не под предлогом, а по причине…

– Ну, нехай будэ гречка,— Турлай не стал спорить.— Значит, запасов тогда у тебя не было. Выходит, нет их и сейчас, так?

– Странный вопрос,— после некоторого раздумья пробурчал миллионер.

– Слушай, Аркадий Борисыч, не надо вилять на ровном месте,— голос Турлая построжал.— Спрашиваю официально: утаил ты запасы продовольствия от приисковых рабочих или нет?

– Нет! — твердо ответствовал Жухлицкий.

– Так, так… Я к чему речь–то веду — на Магдалининском, понимаешь, обнаружился целый провиантский склад…

– А при чем здесь я? — раздраженно перебил Аркадий Борисович.

– Да, видишь, показалось мне — твое там добро. И подумал я, что вот–де когда Аркадий Борисыч наш с поличным попался. Сам понимаешь, дело подсудное — саботаж и прямое вредительство, а за это нынче карают по всей строгости.

Жухлицкий криво улыбнулся.

– Где доказательство, что тайники мои?

– А чьи? — прищурился Турлай.

– Да чьи угодно! — в голосе Жухлицкого проступило озлобление.— Зачем бы я стал на своей площади такое устраивать? Или я совсем дурак? Ведь говорили ж варнаки: не кради, где живешь, и не живи, где крадешь.

– Верно, верно,— посмеиваясь в усы, согласился Турлай.— Продовольствие, стало быть, бесхозное… Что ж, конфискуем в пользу населения.

Председатель направился к выходу, но у самой двери вдруг резко обернулся, перехватив откровенно ненавидящий взгляд Жухлицкого.

– Нам с тобой любить друг друга не за что,— медленно произнес Турлай.— И верить друг другу тоже не приходится. А посему предупреждаю: сейчас весь чироканский люд собирается на Магдалининский, и если по пути или там, на месте, случится, не дай бог, какая провокация, ответ держать тебе. Даю в этом мое твердое слово. Придем сюда всем народом и спросим за все разом. Что с тобой тогда станется, догадывайся сам.

С этими словами председатель Таежного Совета вышел.

Оставшись один, Жухлицкий дал выход своей ярости — хватил залпом здоровенный бокал водки и вместо того, чтобы закусить, шваркнул об пол тарелку с солеными груздями.

Аркадию Борисовичу было из–за чего гневаться. Часа два назад Митька и Рабанжи — этот без одного уха — явились безоружные и рассказывали черт знает что: на них якобы напал Штольник, давнишнее пугало приискового бабья и детворы; они–де несколько раз стреляли в него; по словам Митьки, его выстрел почти в упор, «прямо в лохматую голову», прошел без видимых последствий; далее Штольник, мол, вырвал у Митьки винтовку и согнул ее в бараний рог…

Аркадий Борисович выслушал эту быль–небылицу, поразмыслил и решил так: уж коли Купецкий Сын, давно зная про магдалининские тайники, до сей поры не проболтался, то, скорее всего, и впредь будет помалкивать. Потому Жухлицкий не стал ничего предпринимать и уже начал успокаиваться, как вдруг, словно черт по душу грешника,— Турлай!.