Он подошел, поднялся на телегу и с высоты оглядел сразу примолкшую толпу. Поправил висевшую за плечом берданку.

– Довольны, да? Рады? — Всегда неулыбчивое его лицо было сейчас особенно суровым.— Вот пойдем сейчас по домам, сварим из этой муки болтушку, наедимся до отвала и спать завалимся. То–то счастье! А Жухлицкий пусть и дальше живет припеваючи. Говорит же вон председатель наш: не моги, мол, трогать его — сверху не велят…

Толпа глухо заворчала. А Кожов меж тем продолжал бросать колючие слова:

– Люди мы шибко смирные. Нам плюнь в харю — мы утремся да еще и спасибо скажем, верно?

– Ты пошто взялся над народом–то глумиться? — удивленно проговорил кто–то.

– Не я, а сами вы глумитесь над собой! — возвысил голос Кожов.— Сволочь Жухлицкий сто кулей муки гноил в шурфах, а вы помалкивали да с голодухи пухли вместе со своими детишками. Что, не правда? Бывает, найдет собака зарытую кость, грызет и рычит: не подходи! Ну, а как сгрызет, снова хвостом виляет, смотрит, не подбросит ли кто еще. Так и вы!

– Эй, эй! — закричало уже несколько голосов.— Ты про дело давай!.. Вовсе спятил мужик!.. Пакости–то говорить мы и сами умеем…

– Не нравится? — Кожов зло усмехнулся.— Тогда скажи мне любой из вас, что б он делал, не будь этих кулей? Молчите? А съедите все, тогда — снова зубы на полку? Или на поклон к Жухлицкому? Нет, дорогие граждане, эту старательскую моду жить одним днем надо бросать. Хочешь хорошо жить завтра — с мироедами кончай сегодня! Айда громить Жухлицкого! — Он сорвал с плеча берданку и потряс ею над головой.— Реквизируем его добро в пользу таежной бедноты!

– Вер–р–на! — рявкнули из толпы.— Долой Жухлицкого!.. К ногтю паразитов!..

Люди зашумели, заволновались. В нестройном гуле голосов нарастающе слышалась угроза.

Побагровевший Турлай шагнул к телеге, но его остановил Алтухов.

– Погоди–ка, председатель,— негромко произнес он.— Я тоже кое–что хочу сказать.

Он влез на телегу и стал рядом с Кожовым, говоря ему:

– Ты со своим «громить» обожди. Революция — не разбой: пришли, ограбили и ушли. Нет, брат, новую жизнь не грабежом надо ставить, а работой. Вот ты давеча правильно сказал, не одним, мол, днем жить надо. Впереди вся осень, вся зима, а продуктов, кроме этих, у нас нет. И коли будем сидеть без дела, кто вспомянет о Чирокане, кто поможет? Советской власти, как я понимаю, нахлебники да бездельники не шибко нужны. Кормить только за то, что ты таежный пролетарий, она не станет. Работать надо, граждане, работать…

– Слышь–ка,— подергал Алтухова за штанину стоявший возле телеги Карпухин.— Где ее взять, эту самую работу?

– К этому и веду,— спокойно отвечал Алтухов и, обращаясь ко всем, продолжал: — Работа у нас, мужики, одна — добывать золотишко. А для этого, хочешь не хочешь, придется забрать у Жухлицкого прииски, национализировать их, стало быть.

– Так сказано же, не велят, дескать, сверху,— снова встрял оглядистый Карпухин.

– Во–вот, растолкуй–ка нам, почему не велят–то,— пропищал въедливый старик Байбородин, еще и доныне золотнишник, каких поискать.

– Дело тут такое,— обстоятельно начал Алтухов.— Работать прииск — дело нешуточное, сами знаете. Глаз да глаз нужен. Опять же бумаги разные писать, заработок начислять и разное прочее. Скажем, ты, Карпухин, мог бы управлять прииском?

– Ну, где мне… и я грамоте не учен…

– О! И выйдет так, что от старого хозяина прииск забрали, а новый хозяин не знает, с какого боку к нему подступиться.