|
В полуоблетевших ветвях разросшейся сирени у подъезда суетливо копошились и негромко чирикали пронырливые московские воробьи; обманутые солнечной, мягкой погодой голуби, раздувая грудь, с утробным воркованием преследовали своих избранниц, скрежеща коготками по сухому асфальту. Глядя на окрашенную в унылый серый цвет стальную дверь подъезда, Мещеряков с горечью думал о том, что террористам всех мастей удалось-таки привлечь к себе всеобщее внимание и поселить в людских сердцах страх. Обыватель сколько угодно может радоваться новенькой железной двери, которая затрудняет доступ в подъезд мелким квартирным воришкам и любителям мочиться, а то и гадить на лестницах. Но факт остается фактом: эта дверь, как и миллионы ее товарок по всей России, предназначена для защиты не от местных алкашей, которым некуда девать излишки выпитого за углом пива, а от деловитых ребят в рабочих комбинезонах, которые спокойно набивают подвалы жилых домов мешками со взрывчаткой.
Забродов, как обычно, отпер дверь, не удосужившись поинтересоваться личностью визитера. Услышав издаваемый домофоном характерный звук, генерал потянул на себя похожую на железный гриб дверную ручку и вошел в полумрак и приятные запахи подъезда. Соседи у Забродова были все как один приличные, аккуратные и тихие — кто-то в силу полученного в детстве интеллигентного воспитания, а кое-кто, кому упомянутого воспитания не хватило, после краткой разъяснительной беседы с Илларионом Алексеевичем, который обладал ярко выраженным даром внушения и мог доходчиво втолковать свою точку зрения даже самому тупому и наглому из «новых русских». Посему подъезд уже не первый год блистал чистотой и благоухал импортным средством для мытья полов. Сейчас к этому знакомому аромату явственно примешивался вкусный запах стряпни, и чем выше поднимался генерал Мещеряков по истертым ступенькам пологой лестницы, тем сильнее становился, вызывая обильное слюноотделение, сытный дух жарящегося с луком и специями мяса. Предчувствие его не обмануло: вкусный запах просачивался из квартиры, которую уже много лет занимал бывший инструктор спецназа ГРУ Забродов, и, когда эта дверь распахнулась навстречу генералу, упомянутый запах сделался прямо-таки сногсшибательным. Со стороны кухни доносилось гудение работающей на предельных оборотах вытяжки, а хозяин встретил гостя в кухонном фартуке с изображением голого и чрезвычайно мускулистого мужского торса, а также бедер, лишь слегка прикрытых узенькими плавками. Мещеряков вздрогнул, впав в заблуждение из-за царившего в прихожей полумрака, но тут Забродов включил свет, и у генерала отлегло от сердца: все-таки это был фартук, хотя и довольно дурацкой расцветки, а не голое тело, а значит, Забродов, вопреки многочисленным пессимистическим прогнозам знакомых, по-прежнему пребывал в здравом уме и твердой памяти. — Кажется, я помешал, — стараясь не слишком откровенно принюхиваться, ворчливо констатировал Мещеряков. — Отнюдь, — принимая у него пальто, возразил Илларион. — С чего, собственно, ты это взял? Генерал неопределенно повертел в воздухе ладонью с растопыренными пальцами. — Ну, как тебе сказать… Не в честь моего же прибытия ты затеял пир! — А почему бы и нет? — изумился Забродов. — Не каждый день в мою скромную обитель забредают живые генералы! И потом, как, по-твоему, должен я сам чем-нибудь питаться? В моем возрасте уже неприлично есть тушенку с ножа и разнообразить меню дождевыми червями! Мещеряков фыркнул и заглянул в гостиную. Здесь все выглядело как обычно: книги, среди которых было немало раритетов, в огромном количестве и кажущемся беспорядке соседствовали с антикварными безделушками и холодным оружием; истыканный ножами толстый липовый спил по-прежнему сомнительно украшал собою противоположную от входа стену, и в нем, по обыкновению, торчали клинки. На этот раз их было три, и посажены они были очень тесно. |
