Полдюжины мальчишек, озираясь по сторонам, выступили из глубин переулка и сгрудились вокруг господина Боггиса, незадачливого стажера и жертвы. Последняя с трудом держалась на ногах, громко пыхтела и похрюкивала – и тем не менее на лице ее было написано неземное блаженство.
– Итак, – продолжил господин Боггис с видом умудренного опытом мастера, вкладывающего азы своего искусства в головы неблагодарных потомков, – как правильно обработать свернувшего в переулок клиента?… О! Добрый день, гоподин Чудакулли, добрый день, господа, я как-то не сразу вас заметил.
Аркканцлер ответил дружелюбным кивком.
– День добрый, господин Боггис. Как проходит обучение? Это новая смена Гильдии Воров?
Боггис закатил глаза.
– Ума не приложу, и чему только их учат школе! – пожаловался он. – Ничего не умеют кроме как читать и писать. Вот когда я был мальчишкой, в школе учили полезным вещам. Да, Вилкинс, хватит хихикать, сейчас твоя очередь прошу прощения, господин, мы вас еще потревожим…
– Ау!
– Нетнетнетнетнетнетнет! Моя престарелая бабушка и то ловчее управится! Смотри внимательно: аккуратненько подходишь, потом кладешь руку ему на плечо, да, вот сюда, придерживаешь его… давай, делай, как я сказал… а затем изящненько…
– Ау!
– Кто-нибудь может сказать, что он сделал неправильно?
Пока господин Боггис растолковывал Вилкинсу особенно тонкие моменты в обращении с кастетом, Ринсвинд потихоньку отполз в сторонку, неловко поднялся на ноги и с прежним обалделым видом заковылял прочь по переулку.
Волшебники следили за ним заинтересованными взглядами.
– Он плачет, – заметил декан.
– Неудивительно, – откликнулся аркканцлер. – Но почему он в то же самое время ухмыляется?
– Все страньше и страньше, – прокомментировал главный философ.
Избитый и, возможно, отравленный Ринсвинд устремился обратно, к Университету. Сзади хвостом поспевали волшебники.
– Ты, наверное, хотел сказать «все любопытственнее и любопытственнее»? Но даже в этом случае высказывание, честно говоря, не слишком осмысленное…
Ринсвинд миновал ворота, однако на сей раз проскочил мимо главного здания и ринулся прямиком в библиотеку.
Библиотекарь с чем-то вроде самодовольной ухмылки на устах – если, конечно, орангутаны могут самодовольно ухмыляться уже ждал его, держа наготове видавшую виды шляпу.
– Поразительно! – воскликнул Чудакулли. – И тем не менее это факт! Волшебник всегда возвращается за своей шляпой!
Ринсвинд схватил шляпу, выдворил из нее пару пауков и, отбросив прочь печальное недоразумение из кокосовых листьев, водрузил волшебный убор на голову.
Мигая, Ринсвинд взирал на озадаченный преподавательский состав. Впервые за все это время в голове у него что-то забрезжило – как будто до сих пор он функционировал исключительно на рефлексах.
– Э-э… Я, кажется, что-то съел?
– Три лучшие сосиски господина Достабля, – просветил его Чудакулли. – Под словом «лучшие» я подразумеваю «наиболее типичные», чтобы ты не заблуждался.
– Ясно. А кто меня только что ударил?
– Воры. У воровских подмастерьев практические занятия.
Ринсвинд нахмурился.
– Это ведь Анк-Морпорк?
– Он самый.
– Я так и подумал, – Ринсвинд медленно сморгнул. Ну что ж, – сказал он, падая лицом вниз, – я вернулся.
Лорд Хон пускал воздушного змея. Этим искусством он владел в совершенстве.
Лорд Хон все делал идеально. Его акварели были идеальны. Его поэтические произведения были безупречны. Когда он складывал лист бумаги, каждая складка получалась идеально и безупречно ровной. Его фигурки из бумаги поражали фантазией, оригинальностью и, конечно, безупречностью. |