.. - Пускай, - сказал Л. Н., - но ведь все, что он говорил, все это не его, не ново... А это, по-моему, все! Писатель должен обнаружить определенное и главное свое, - особенно подчеркнул Л. Н., - миросозерцание... чтобы нигде и ни у кого другого ничего такого не было... в себе выношенное... У меня, знаете, есть чисто механическое правило - прием для определения, крупный ли это писатель, известный или нет: это перевод. Я несколько удивился. - Да... перевод... то есть если этого писателя можно перевести на другие языки без ущерба, значит, писатель действительно крупный... да... Я хотел было указать на несомненную наследственность миросозерцании - если не ближайшую, то более или менее отдаленную - на преемственность их, затем на Щедрина, Гоголя и еще кое-кого для иллюстрации непереводимости творений и тем не менее несомненной талантливости их авторов, но вспомнил строго отрицательное отношение Л. Н. ко многим корифеям литературы, живописи и т. п. в его трактате об искусстве - и обошел эту несколько щекотливую тему, тем более что в этом мне несколько помог сам Л. Н. - Вот, например, Чехов или Горький, - продолжал он, указывая в подтверждение правильности своего критерия оценки на громадный успех их за границей, - что за сила изобразительности и главное - самобытность! Я заметил, что успех этот обусловлен игрой этих беллетристов на струнке всемирного, если можно так выразиться, сердца... - А вот в том-то и дело... - с живостью возразил Л. Н., - В том-то и дело... общечеловечность!.. Признавая в Чехове крупнейший талант беллетриста, Л. Н. совершенно отрицает в нем драматурга и полагает, что в этом писательском "грехе" Чехова повинен несколько Художественный театр, играющий в данном случае роль "подстрекателя"... - Читал и его "Трех сестер" и - каюсь - не дочитал... Набор каких-то фраз, каких-то слов ни к селу ни к городу... Перепало несколько и новейшим "настройщикам" публики - сверчкам, пчелам и т. п. сценическим фокусам (*2*). Наличность действия Л. Н. считает существеннейшим и выгодным для драматурга условием пьесы. Оно-то и дает возможность путем каких-нибудь двух-трех сценических положений выполнить задачу автора, которая сводится, по мнению Л. Н., к наиболее рельефной обрисовке характеров действующих лиц... Не нравится Л. Н. и Андреев. Особенно возмущает его "Бездна". - Ведь это ужас!.. Какая грязь... какая грязь... Чтобы юноша, любивший девушку, заставший ее в таком положении и сам полуизбитый, - чтобы он пошел на такую гнусность!.. Пфуй!.. И к чему это все пишется?.. Зачем?.. Мало-помалу весь огромный парк яснополянской усадьбы был обойден нами кругом. За все время ходьбы - около часу, если не более, - Л. Н. ни разу не присел. Наоборот - он как бы умышленно выбирал при переходе с одной лужайки на другую такие места, которые требовали значительного для него напряжения сил: подъемы, насыпи - так что мне неоднократно приходилось поддерживать его... При случае мне пришлось убедиться в том, что Л. Н., несмотря на свое кратковременное пребывание (теперь) у себя в именье, успел уже стать au courant (*) деревенских происшествий.
(* в курсе дела (фр.). *)
Попалась нам по дороге крестьянка. Л. Н. остановил ее: - Здравствуй, Марья, как живешь?.. - Ничего, барин... - А что, телят-то своих нашла?.. - Нет еще... - Ну ищи, ищи... Крестьянка пошла, самодовольно улыбаясь, польщенная, по-видимому, "известностью" своей скотины... Последние минуты моего пребывания у Л. Н. были, к сожалению, несколько омрачены: Александра Львовна (одна из дочерей Л. Н.) подала Л. Н. телеграмму, извещавшую о серьезной болезни его зятя - г. Сухотина. Известие это очень огорчило Л. Н., который вызвал на веранду своего врача Мих. Дм. Никитина, чтобы осведомиться о сущности и характере заболевания... Несмотря, однако, на это, Л. Н. был настолько любезен, что пригласил меня к завтраку, от которого я за поздним временем отказался, осведомился, поен ли у меня конь, есть ли для него сено и т. |