Супруга называлась «подружья» — от «подруга», или «водимая» — та, которую водят, ну или «хоть» — слово, с которым исследователи и связывают то самое «хочу» из предложения Микиты. Вот князь Всеволод в Слове о полку Игореве:
Кая рана дорога, братие, забывъ чти и живота, и града Чрънигова отня злата стола, и своя милыя хоти, красныя Глебовны, свычая и обычая.
«Хоть» (chot) означает жену и у чехов. В этом древнерусском слове соединены возвышенная и плотская любовь. А вот во времена Домостроя, когда русские женщины оказались заточены в теремах, «хоть» стало звучать непристойно. Со временем оно начало обозначать наложницу или прелюбодейку, а вовсе не жену. Так на Руси наступил новый этап восприятия любви.
Глава 9. Любовь колдовская
Берестяные грамоты и фольклор рисуют нам картину любовного быта Древней Руси, совершенно отличную от той, что формировала официальная древнерусская литература. А как считал академик Дмитрий Лихачев (1906–1999), именно фольклор заменял любовную поэзию в мире русского Средневековья. И о любовных страстях, что кипели на Руси, нам могут поведать… заговоры!
В этой главе речь пойдет о еще одной, особой русской любви — любви колдовской, сжигающей; любви, над которой не властен разум. Хорошей иллюстрацией может послужить, например, вот такая история.
В 1734 году было заведено дело о колдовстве. Во время допроса Авдотья из деревни Маргуша под Нижним Новгородом призналась в любви к Степану Борисову, сыну писаря. Давайте попробуем представить, как это было…
Авдотья испуганно смотрела на грузного чиновника синодальной канцелярии, толстощекого, в напудренном парике. И торопливо, сбиваясь на разные отступления, рассказывала, как несколько лет назад ее охватила безумная любовь. Секретарь старательно выводил буквицы, составляя протокол допроса; эти буквицы складывались в страстный любовный роман, пропитанный запретной магией.
И видя, она, Авдотья, что ей бывает по том Степане тоска, когда случалося видать того Степана наодине, говаривала она, Авдотья, ему, Степану, что ей бывает по нем великая тоска, а от чего не знает.
То есть Авдотья — в духе Татьяны Лариной — первой призналась Степану в своих чувствах. А тот ей предложил жить «с ним блудно» — тогда, мол, «такой тоски уже не будет». Авдотья раскрыла ему, что целомудренна и боится забеременеть, но Степан продолжал стоять на своем.
И он-де прелщал такими словами, что боятца-де нечево, робят не будет. И па тем ево словам к блуду она склонилась…
Чиновник недовольно покачал головой и угрожающе сдвинул брови. Перепуганная Авдотья заговорила еще быстрее:
И тому года с полтретья [два с половиной года] ходила она, Авдотья, с протчими ея сестрами девками за ягодами в лес, в том числе и оной Степан ходил с ними; и будучи в лесу, сошлись оне, Авдотья с ним, Степаном, наодине, и она, Авдотья, паки ему, Степану, что ей по нем тошно, говорила, и он, Степан, говорил тож, что и прежде, дабы жить с ним блудно. И она, Авдотья, хотя в то время на то склонилась, толко учинить того в том лесу побоялась, дабы кто их не застал, и говорила, чтоб он, Степан, пришед из лесу, в тое ночь был за задние их ворота к гумну… И на мельнице блуд оне чинили и потом в разные времена в разных местах, когда где прилучится им быть одним, то блудное дело она с ним чинила же многократно…
Жениться на ней Степан не мог, так как в свои двадцать два года уже был женат и имел двух дочерей. Этот тайный страстный роман продолжался полтора года, пока однажды Авдотья не поняла, что беременна…
Как это часто бывает, едва узнав об этом, Степан бросил бедную девушку. |