^{Граффито на фрагменте древней штукатурки Золотых ворот в Киеве. XI в. Фото и прорись по фотографии (раскопки С. А. Высоцкого, 1981). Писаренко Ю. Запретный рисунок из Золотых ворот Киева // Ruthenica, 2005. Т. 4. С. 22–31}

Портретная тщательность изображения мужчины и его платья, — рассуждает археолог Юрий Писаренко, — свидетельствует о том, что это либо сам автор, либо кто-то из его знакомых, кого он увидел в подобной ситуации. Если же это — автопортрет, то, возможно, он фиксировал уже случившееся или же передавал эротическую фантазию «неизвестного художника».

Исследователи отмечают, что мужские и женские половые органы в русском фольклоре — отдельные персонажи, и истоки русской эротики лежат в мифе. Соединение мужского и женского начал рождают мир, причем особое внимание уделяется именно женским гениталиям: «Согласно фольклорным текстам, женское лоно как бы объемлет собой весь мир, поглощает его, заглатывает и само же потом выплевывает или рождает».

Уже упоминавшийся Адам Олеарий, побывав на Руси, пришел к интересному выводу: «…насколько русские охочи до телесного соития и в браке и вне его, настолько же считают они его греховным и нечистым…» Английский посол Джайлс Флетчер ему вторит: «…[о невоздержании] я и говорить не стану, потому что оно так грязно, что трудно найти приличное для него выражение. Все государство преисполнено подобными грехами». Писатель и философ Николай Чернышевский (1828–1889) приводит свидетельство шведского дипломата Петра Петрея де Ерлезунды об обычае русских мужей и вовсе сдавать своих жен в аренду: «Часто небогатый служилый или торговый человек сам предлагал свою жену богатому человеку за несколько рублей, и даже сам стоял на страже во время любовного свидания, пока жена не отдаст ему полученную плату».

Мы уже упоминали, что к свидетельствам иностранных писателей следует относиться очень осторожно, но то, что Древняя Русь жила весьма разнообразной любовной жизнью, демонстрируют и другие памятники древнерусской литературы — епитимийники. Это сборники вопросов, которые должны были задавать священники своей пастве на исповеди; и чего здесь только нет! От различных сексуальных извращений, пьяного блуда, свального греха до супружеских измен и даже деталей интимной жизни супругов. Да и народные праздники в те времена были не менее бурные. Мы уже говорили о русалиях, которые православные писатели определяли как «бесовские игрища». Эти праздники дошли до наших дней в почти неизменном виде — спустя века после принятия христианства. Например, в грамоте Алексея Михайловича (1647) отмечается:

В навечери Рождества Христова, и Васильева дни, и Богоявления Господня клички бесовския кличут: коледу, и таусен, и плугу, и многие человецы неразумием веруют в сон, и встречу, и в полаз, и в птичей грай, и загадки загадывают, и сказки сказывают небыльные; и празнословие смехотворением и кощунанием, и души свои губят такими помраченными и беззаконными делами; и накладывают на себе личины и платье скоморожское, и меж себе, нарядя, бесовскую кобылку водят; и в таких в позорищах своих многие люди в блуд впадают…

Так, в 1571 году игумен Памфил с негодованием ярко и эмоционально описывает русские обряды в ночь на Ивана Купалу, в которую не только жгли костры да собирали травы:

Еда бо приходит велий празникъ… мало не весь град взъмятеца и възбсица бубны и сопли… и всякими неподобными играми сотонинскыми, плесканием и плясанием. <…> Женам же и двам плескание и плясание, и главам их накивание, устами их неприязненъ кличь и вопль, всескверненыя псни, бесовская угодиа свершахуся, и хрептом ихъ вихляние, и ногам ихъ скакание и топтание; ту же есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но якоже на женское и девическое шатание бдуномъ и възрние, такоже и женам мужатым безаконное осквернение, тоже и девам растлние.